И снова все замолкают. Даже на соседних балконах становится так тихо, словно там все вдруг одновременно вымерли. Лишь понизу льётся музыка, но сейчас она больше похожа на противный, монотонный гул. А может, это у меня гудит в ушах… И начинает гудеть ещё сильнее и громче, когда уже на губах у Хайме проступает точно такая же усмешка, какая была мгновение назад у Хороса.
— А знаешь что… Может… Адам, да? Может, ты и прав в том, что касается Светлых, и…
Осознать всю горечь брошенного им упрёка я не успеваю, вернее, не позволяю себе этого сделать. Хватаю Ксанора за руку, скорее почувствовав, чем осознав, что вот сейчас он ударит. Только не своего друга, а моего. Так, что тот действительно больше не встанет. И это будет окончательным крахом.
Всего.
В клубе могут быть Тёмные.
В клубе МОГУТ быть Тёмные!!!
Или Хорос может понять, почувствовать, но!..
Но у меня нет выбора.
— Не надо, пожалуйста, — прошу, умоляю его, уже готовая применить силу.
Даже прикрываю глаза, концентрируясь. Чувство такое, будто сейчас шагну в пропасть. Упаду, разобьюсь.
Но упасть мне не дают.
Я разжимаю пальцы прежде, чем успеваю совершить ещё одну ошибку. Потому что Хорос отступает и резко бросает:
— Уходи. Вы оба убирайтесь, пока вас отсюда не вынесли.
К счастью, Хайме не приходится просить дважды. Он разворачивается и на нетвёрдых ногах идёт к лестнице. Адам тоже куда-то исчезает. А я вдруг особенно остро понимаю, насколько я лишняя на этом празднике жизни. И что мне здесь не место, под перекрёстными взглядами столичной элиты.
— Я тоже пойду, — дарю, сама не знаю кому, вымученную улыбку.
— Я тебя проведу, — говорит Хорос так, что возражать ему не возникает желания.
Правда, оно возникает у Нарсисы, возразить и удержать Тёмного, а меня пинком под зад отправить вниз по витым ступеням лестницы, но Ксанор оказывается быстрее. В том смысле, что мягко подталкивает меня туда же, удерживая за спину, и хозяйке вечера ничего не остаётся, кроме как вернуться на диванчик, обиженно поджав губы.
«Наверное, это победа», — думаю я, пробираясь через разгорячённую музыкой и выпивкой толпу к выходу.
Вот только победительницей я себя совсем не чувствую. Скорее, побеждённой, раздавленной, какой-то поломанной.
«Лучше бы отправилась на ужин к Хоросу», — приходит запоздалая здравая мысль. У меня по-прежнему был бы друг, и я не чувствовала бы себя так, будто плюнула ему в душу.
А он за это плюнул в душу мне.
Ну что, наохотилась, Ленни?
Расстояние до парковки я прохожу как в бреду и в таком же состоянии забираюсь в аэрокар Тёмного. Пристёгиваюсь, одёргиваю, пытаясь натянуть на колени юбку. Но та, проклятая, стоит её отпустить, начинает ползти обратно, к йорговому кружеву чулок, на которое, впрочем, Ксанор, как ни странно, не обращает внимания.
— Ты как? — спрашивает он, стартуя плавно, почти осторожно.
Я даже не чувствую, когда машина отрывается от земли, и только спустя несколько мгновений с опозданием замечаю, что она вливается в забрызганное вспышками огней беспросветно чёрное небо.
— Сложно сказать.
— А как насчёт признаться, что на самом деле делала в клубе? — неожиданно делает выпад Хорос.
В салоне аэрокара тепло, но я кутаюсь в пальто, даже на колени его набрасываю и мысленно себе говорю: нужно врать.
Я должна ему солгать.
Вот только язык не слушается, и я выдаю прежде, чем в мозгу начинает вопить сирена:
— Надеялась с тобой увидеться. А Хайме позвала просто, чтобы был рядом, для вида.
— Что со мной, это я уже понял, — усмехается Хорос, увеличивая скорость и буквально вырываясь на верхнюю магистраль. — Не пойму только зачем.
— Мы плохо расстались, и я… испугалась.
— Чего? — очередная жёсткая усмешка. — Что я решу отомстить тебе за то, что ты мне не дала? Не думал, Ленни, что в твоих глазах я настолько мудак. Я хотел сказать, Эления, — поправляется он резко.
— Не в этом дело. Я испугалась увольнения, — вздыхаю, принимая решение быть с Хоросом откровенной настолько, насколько вообще могу себе это позволить. — Испугалась, что Фелисии или твоему брату не понравится наша ссора, в принципе не понравится вся эта ситуация между нами, и они найдут мне замену. Во избежание возможных слухов и скандалов, которые могли бы просочиться в прессу. Меня совсем недавно уволили, и я не могу потерять ещё и эту работу, — заканчиваю совсем тихо и отворачиваюсь к окну.
Лучше буду смотреть на небоскрёбы, сейчас больше похожие на слитки серебра и золота, чем коситься на Тёмного и пытаться понять, какой окажется его реакция.
— Значит, я всё-таки не настолько мудак, — изрекает он глубокомысленно.
— Ну разве что совсем немножко, — ловлю в тёмной глади стекла его взгляд, короткую, промелькнувшую на губах улыбку, и тоже устало улыбаюсь, откидываясь на спинку сиденья.
Некоторое время летим молча. Я продолжаю пялиться в окно, на калейдоскоп огней, в которых тонет ночной город. На аэрокары, летящие с такой скоростью, что они смазываются до состояния разноцветных полос.
— Фелисии ты очень нравишься, — наконец нарушает молчание Хорос, — а Гаранор тебя не уволит.
— Откуда такая уверенность? — бросаю взгляд на Тёмного.
Он резко поворачивает и уходит вниз. А после его слов туда же или куда-то в пятки падает моё сердце.
— Ему ты тоже понравилась, Эления.
Я тут же выпрямляюсь, словно сквозь меня пропустили металлическую пластину.
— Что значит понравилась?
— Я имел в виду, твои таланты организатора свадьбы. Мой брат абы кого ни к себе, ни к Фели не подпустит. И если уж его заинтересовало твоё резюме и твои проекты, так просто он с тобой не расстанется, — уточняет Хорос, и меня немного отпускает.
Самую малость.
Угу, резюме его моё заинтересовало и таланты организатора. К счастью, Ксанор не догадывается о других моих талантах, иначе бы летела я сейчас не в аэрокаре, а из аэрокара вниз головой.
Он завозит меня домой, вместе со мной спускается в лифте, и я, как будто выставив внутри себя режим автопилота, отрешённо думаю о том, как отпущу сейчас Дину, а потом… А потом будь что будет. Возможно, сегодня я подтвержу слова Адама о Светлых. Ну и слова Лосано. Но конкретно сейчас мне уже почти без разницы.
Уже почти всё равно, что сегодня здесь произойдёт.
Толкаю дверь в квартиру, захожу внутрь, скидываю туфли и понимаю, что следом за мной никто не идёт.
Оборачиваюсь — Тёмный стоит в коридоре, упираясь ладонями в дверные наличники, а потом лениво от них отталкивается.
