Она что-то шепчет, но мне сложно понять смысл её невнятных слов. Толкаю её к дивану, целую жадно, как будто до этого ни с кем никогда не целовался, и тут всё внезапно заканчивается.
— Фелисия… Прекратите! — Светлая отталкивает меня, с силой, которой, по идее, не должно быть в такой хрупкой девушке.
Но она есть. Как и слёзы в глазах и краска стыда на щеках.
Не сразу я замечаю эти слёзы. Туман желания по-прежнему клубится в мозгах или в том, что от них осталось после знакомства с этим синеглазым проклятьем.
Наваждением. Наказанием. По-другому её не назовёшь.
— Я… я… — Эления задыхается, но уже не так, как пару минут назад. — Я занимаюсь вашей свадьбой, сонор Хорос. Вашей и вашей невесты. Сонорины Сольт, если вы ещё помните, и…
Она неловко натягивает на плечи сползший кардиган, но пальцы дрожат, не слушаются. Пытаюсь подойти к ней… не знаю, наверное, чтобы как-то успокоить, ведь её всю колотит, но Лэй напрягается ещё больше.
— Не надо! Стойте, где стоите! Хотите штрафовать — пожалуйста, штрафуйте! Но больше не смейте меня касаться. Не смейте меня целовать! Решили попользоваться мной вместе с братом?
— Причём здесь Ксанор? — я морщусь, от воспоминания о чудовище.
Он последний, о ком бы мне сейчас хотелось думать. Он, Фелисия… Да весь этот мир!
— При том, что вы, Тёмные, все одинаковые. Используете, подчиняете, ломаете. Уходите, сонор Хорос, иначе клянусь я… Я сама уволюсь! — Она в отчаянье вскидывает подбородок, судорожно выдыхает: — Просто не смогу…
Кажется, ещё немного, и Лэй разревётся, и мне совершенно точно не стоит оставлять её в таком состоянии. Вот только именно я его и вызываю. Это из-за меня её сейчас всю трясёт, это из-за меня у неё лихорадочно блестят глаза от подступающих слёз.
— Уходите, пожалуйста, — не просит — умоляет.
Нет, лучше бы всё-таки себе врезал, лучше бы сдержался.
Механическим движением застёгиваю пиджак, поправляю узел галстука.
— Прошу меня извинить, сонорина Лэй. Больше этого не повторится.
В коридоре сдёргиваю с крючка пальто, едва не вырвав тот из стены, и ухожу со странным чувством, что сделать это — уйти, оставить её сейчас одну — оказалось намного сложнее, чем остаться самому.
Но последнего я не могу себе позволить, как не должен был позволять всё остальное. Меня не должно существовать в её жизни, а её в моей.
И с этого момента так и будет.
ГЛАВА 18
Эления
— А посмотрите, какие красивые вот эти. — Фелисия склоняется к кусту флитантры, крупные цветы которой напоминают нежнейшие белоснежные перья, собранные вместе. — Необычные и пахнут приятно.
— Как по мне, так слишком сладко, — привычно морщится Сивилла.
А я в который раз за это кошмарное утро пытаюсь подавить прокатывающуюся по телу дрожь.
Безумно сладко пахнешь, Эления…
Вместе с этой дрожью меня накрывают воспоминания. О его поцелуях, о том, как он меня касался. Как мне это… нравилось. Наверное, из-за всех стрессов, что обрушились на меня в последнее время, в моей голове произошли какие-то сбои. Как ещё объяснить то, что я вчера испытывала, находясь в объятиях этого мужчины? Тёмного. Мне не было страшно. Наоборот, мне хотелось… большего.
Идиотка.
Ленни…
От того, как он произнёс моё имя, внутри меня будто что-то вспыхнуло. Обожгло, подпалило, и это пламя, растекаясь по телу, концентрировалось там, где я чувствовала его возбуждение.
Это неправильно. Это ужасно. Это просто… кошмарно!
Утро действительно выдалось кошмарным, как и ночь. Сначала я беззвучно ревела в гостиной, сжавшись в комок на диване и кусая рукав кардигана, чтобы не начать реветь уже в голос. Потом с горем пополам перебралась в ванную. Хотела умыться и успокоиться, но вместо этого сползла по стенке на пол и уже там, на полу, продолжила давиться слезами.
Когда Ксанор попытался сделать то, на что я сама, в общем-то, подписалась, я заволновалась, занервничала, испугалась. Разозлилась даже.
А вчера мне просто было плохо. Очень. И одновременно хорошо. Тоже очень.
Вот только никакое сиюминутное наслаждение не стоит того, чтобы потом всю жизнь мучиться угрызениями совести. Гаранор Хорос решил со мной развлечься, как с какой-нибудь Светлой облегчённого поведения, каковой меня, видимо, и считает, а я ему едва это не позволила.
Дважды идиотка.
— Эления, ты вообще думаешь сегодня работать? — раздаётся у самого уха, как скрип старых дверных петель, резкий голос Сивиллы.
— Виль, успокойся, — пытается осадить сестру Фелисия.
Но старшая Сольт уже почувствовала, что со мной что-то не так, и продолжает с упоением нападать:
— Мы в этой оранжерее торчим уже почти час, а я от тебя ещё не услышала ни одного дельного совета. Какие цветы подойдут для столов гостей? А для стола жениха и невесты? Какие выберем для букета Фели? А её дружкам? О чём ты вообще всё утро думаешь?
О женихе твоей сестры. О его губах, жёстких, подчиняющих, от прикосновений которых мои губы до сих пор продолжают пылать. О тихом жарком шёпоте, вчера касавшемся моей кожи. О жадных ласках и…
Может, попросить Сивиллу натянуть мне на голову вон то кашпо и хорошенько по нему треснуть? Вдруг мозги тогда встанут на место, и я перестану думать, вспоминать, чувствовать то, что испытывала вчера вечером.
Усилием воли вытряхиваю себя из состояния, в котором находилась всё утро, и включаю режим «организатор свадьбы первого класса», но в глаза Фелисии всё равно смотреть не отваживаюсь.
— Мы вроде бы условились, что гвоздём программы, ну то есть главным цветком на празднике будет эрсилла. В декабре она уже поменяет свой окрас с оранжевого на фиолетовый. Предлагаю сочетать её с белыми или кремовыми цветами. Флитантра отлично подойдёт. Она очень нежная и будет красиво оттенять этот роскошный цветок. И да, у неё действительно очень приятный аромат.
Фелисия удовлетворённо кивает и улыбается. Я тоже пытаюсь ей улыбнуться, вот только мне кажется, что вместо улыбки на лице появляется болезненная гримаса.
Вот как сейчас у Сивиллы, которая снова морщится и ворчливо отмечает:
— И всё-таки у неё слишком сладкий, приторный запах. Гостям может не понравиться.
Да прекратит она наконец о сладких запахах?!
Зачем вообще за нами увязалась? Я была бы рада компании Оли, но старшая Сольт только всё портит. Делает и без того паршивый день откровенно отвратительным. Почему-то в обществе Сивиллы совесть принимается грызть меня с утроенной силой, хоть и до этого, пока я летела на эту встречу, чуть всю меня не сожрала.
