– Тебе бы хорошо поскорее уехать отсюда, Лерочка!
Девушка, едва не поперхнувшись, уставилась на бабушку. Неужели та назвала ее не полным именем? И не просто не полным, а уменьшительно-ласкательным. Когда такое было? Кажется, никогда еще…
– Бабулечка, ты что, избавиться от меня хочешь? – спросила Лера, и вдруг увидела, что по щекам бабушки текут слезы.
Бабушка не плакала даже в тот ненастный осенний день, когда их настигла весть, что маму сбила машина и что она находится в реанимации городской больницы. И даже на похоронах мамы неделю спустя тоже не проронила ни слезинки, только скорбно поджала губы и смотрела куда-то в пустоту.
Бросившись к бабушке (и при этом задев ногой стол, да так, что чашка с остатками чая грохнулась на пол и разбилась), Лера, присев на корточки перед пожилой женщиной, обняла ее:
– Ну что такое, бабулечка…
Раньше бы бабушка непременно устроила бы ей знатную головомойку за разбитую чашку, но теперь, кажется, ничего не заметила.
Может, действительно не заметила?
Бабушка ничего не отвечала, но Лера и так понимала, в чем дело. Потеряв единственную дочку, бабушка теперь боялась больше всего на свете потерять и единственную внучку.
Лера поцеловала бабушку в щеку и произнесла:
– Ну, ничего ведь не произойдет! Его поймают. Их всех рано или поздно ловят.
А что, если поздно, а не рано? Ведь для кого-то всегда бывает поздно. Неужели для нее самой?
Бабушка, взяв себя в руки, заметила:
– Я говорила с твоим отцом, Валерия, и он пообещал мне, что ты уедешь в Москву сразу после выпускного.
Оторопев, Лера уставилась на бабушку. Ну, раз опять Валерия, значит, все вернулось на круги своя.
И только потом осознала, что сказала бабушка. Выходит, они с папой уже все решили – причем за нее решили!
– Бабулечка, так не пойдет! Я ведь взрослый человек…
Бабушка перебила ее:
– Пойдет! И раз с нами живешь, Валерия, то никакая ты не взрослая!
Девушка, чувствуя подкатывавшую к горлу обиду, заявила:
– Ну, это, положим, скоро изменится. И вообще, я совершеннолетняя, мне восемнадцать, к твоему сведению, в мае исполнилось!
Бабушка вполне резонно ответила:
– Вот когда изменится, то тогда и будешь сама принимать самостоятельные решения. А пока решения принимаем мы с твоим отцом.
Ну да, скорее, даже не папа, человек мягкий и добродушный, матери своей покойной жены, которую обожал до безумия и чья трагическая смерть едва не свела его с ума, не просто побаивавшийся, как побаивалась ее Лера, а испытывавший перед ней трепет, а сама бабушка приняла это решение.
– В августе мне уж точно надо будет ехать в Москву, на учебу. Обустраиваться, вступать в новую жизнь…
Бабушка, на щеках которой все еще блестели слезы, ответила:
– Вот можешь и начать обустраиваться и вступать в новую жизнь не в августе, после экзаменов, а в июне, до!
Лера, которой крайне не нравилось, что бабушка с отцом (точнее, одна бабушка) уже приняла окончательно решение, заявила:
– Но это же лишние расходы! Да еще какие! И где я буду жить в Москве? Как я там смогу готовиться к вступительным экзаменам! И вообще, как…
Она запнулась, чувствуя, что вот-вот расплачется, а бабушка произнесла:
– Жить будешь на первых порах у моей двоюродной сестры, Зои Андреевны, в Марьино. Валерия, это для твоего же блага. И ты не можешь этого не понимать!
– Но у меня здесь друзья! – запротестовала девушка.
Бабушка заявила:
– Летом им тоже будет не до тебя. Это не сколько последнее лето детства, Валерия, сколько первое лето взрослой жизни. Тебе пора думать о своем будущем!
– И вообще… – ответила девушка, умевшая быть такой же упрямой, как и ее бабушка, но та безапелляционно заявила:
– Не перечь. Откуда в тебе этот дух противоречия?! Все решено, едешь в следующий вторник. Я тебе уже и билет на московский скорый купила, нижняя, кстати, полка. Вот!
Приподняв клеенку на кухонном столе, бабушка продемонстрировала ей билет на поезд.
Ну надо же, они не только все за нее решили, но и билет купили!
– Никуда я не поеду! – заявила Лера, но бабушка была неумолима:
– Что значит не поедешь? Билет уже куплен, не пропадать же! Поедешь как миленькая!
Но Лера тоже умела быть упрямой – вся в бабушку.
– И пусть пропадает! Это исключительно ваши с отцом проблемы. Будет вам наука. Сказала, что не поеду, значит, не поеду.
Бабушка, строго взглянув на нее поверх очков, пожевала губами:
– И вообще, я уверена, что твоя мать хотела бы, чтобы ты поступила именно так!
Аргумент был в прямом смысле убийственный.
Чувствуя, что по щекам текут слезы, Лера воскликнула:
– Но вы не можете просто так… Нет, не вы, ты не можешь просто так решать все за меня! Мои друзья…
Ну да, друзья… Речь шла не о друзьях (и бабушка была права: все этим летом куда-то разъедутся, денутся, начнут строить новую жизнь), а об одном-единственном друге.
О Толике.
О том человеке, который ей недавно признался в любви – и которого она любила. Лера понимала, конечно, что им предстоит принять решение, но до этого было так далеко.
У них впереди, казалось, была куча времени, а теперь выясняется, что всего лишь неделя!
– Откуда ты знаешь, чего бы хотела мама?! – заявила в запале Лера.
Бабушка же ответила:
– Знаю, Валерия. Потому что я ее мать.
– А я ее дочь! И уверена, что она бы поняла меня. И не стала бы отсылать прочь так быстро. Всех этих девиц, конечно же, жаль, и тот, кто это сделал, подлинный зверь. Но я, в отличие от них, по ночам вдоль реки не шляюсь, а их ведь всех там нашли, не так ли?
Бабушка явно не намеревалась вести дискуссию, а Лера поняла: решение было принято окончательно и бесповоротно.
– Какая же ты все-таки… бессердечная! – вырвалось у девушки, и она сама испугалась того, что сказала. Бабушка же хотела ей только лучшего. Но весь вопрос в том, было ли то, что хотела бабушка, действительно для нее, своей единственной внучки, лучшим?
Заметив, как окаменело лицо бабушки, Лера поняла, что явно перегнула палку, и бросилась к ней, явно желая обнять и поцеловать, но тут послышалась мелодичная трель дверного звонка: кто-то пришел к ним в гости.
– Бабулечка, извини, я не хотела… Я вовсе не считаю, что ты бессердечная, просто вырвалось… Я понимаю, что ты хочешь как лучше… Но ведь я тоже взрослая… Ну, почти… ты должна понять, что…
