Она не знала, о чем говорить с убийцей отца, но, к счастью, зазвенел навороченный мобильный, лежавший поверх одеяла, которым был укрыт старик.
А после этого события вдруг обрушились на нее как снежная лавина. Лера только помнила, что они, изнывая от сводившего с ума безумия, ждали чьего-то звонка, потом куда-то ехали, и, несмотря на весь стресс, взвинченное состояние и тревогу за жизнь дочери, она на мгновение даже в машине, по пути к новой цели, прикорнула. А когда пришла в себя, то поняла, что ее голова покоится на плече Кирилла.
Лера быстро отодвинулась и спросила:
– Ну, что нового?
Кирилл же ответил:
– Пока ничего, но скоро, уверен, все прояснится. Ты пока поспи, тебе нужно…
Какой, однако, заботливый!
Впрочем, может, действительно заботливый?
Лера сделала вид, что не расслышала его реплики, хоть и чувствовала, что сон прошел не до конца, однако она боялась снова сомкнуть веки, задремать – и проснуться на плече Кирилла.
Наконец, когда Лера уже начала мириться с неизбежным, как ей казалось, позвонил очередной человек, и Кирилл произнес:
– Ну вот, мы знаем, где он сейчас! Я поеду, а ты останешься…
Лера, чью усталость в мгновение ока как рукой сняло, прервала его:
– Я еду тоже!
Кирилл мягко возразил:
– Это опасно…
– Ну, тогда сам и оставайся!
– Ну, это же моя дочь…
Лера закричала:
– Почему мы теряем время и не едем: она и моя дочь тоже!
Все эти обрывочные сцены прокручивались в ее голове, когда она, сидя в джипе, наблюдала за тем, как члены частной команды захвата бесшумно скользили по направлению к обветшалому, заброшенному, выглядевшему таким зловещим комплексу бывшего ведомственного санатория.
Заставив себя не смотреть по направлению к этому зданию, в котором находилась ее дочь, Лера таращилась на свой мобильный, считая секунды.
Прошла одна минута, две, три, четыре…
В церковь она не ходила, к религии относилась равнодушно, а тут вдруг начала молиться, изобретая свою собственную, личную, молитву.
Если Он существует, то услышит ее – непременно услышит!
Раздались выстрелы, Лера рванула дверцу, но стоявший с обратной стороны мрачный тип качнул головой, не выпуская ее из салона.
Мол, нельзя.
Лера, закрыв глаза, продолжила молиться, чувствуя, что слезы раскаленным потоком текут по ее глазам.
«Если Ты существуешь и забрал отца, бабушку и Лариску, и если Ты всемогущий, то оставь мне Феденьку!»
Что Тебе стоит?
Снова послышались выстрелы, и Лера, распахнув все-таки дверцы в тот момент, когда охранявший ее отошел, устремилась туда, к зданию санатория.
Пусть будет что будет. Она должна быть там. Просто должна!
Кто-то схватил ее, потащил обратно, Лера молча, но от этого не менее дико, вероятно, даже еще более сопротивляясь, сумела выкрутиться, споткнулась, снова побежала вперед…
И увидела Кирилла, который выходил через дыру в бетонном заборе, держа на руках кого-то.
Феденьку.
А что, если они опоздали и дочка…
Что Тебе стоит?
И Лера, отшвырнув кого-то, кто опять пытался удержать ее, полетела к Кириллу как на крыльях. И откуда только у нее силы такие взялись?
На лице Кирилла сияла улыбка, и Лера заметила, как рука дочери, бледная-пребледная, покрытая синяками, вдруг дернулась и обхватила Кирилла за шею.
И еще до того как Лера смогла заключить в объятия находившуюся под воздействием сильных наркотиков Феденьку, Кирилл с улыбкой до ушей сказал:
– Жива и невредима, хотя ей наверняка пришлось натерпеться многого. Но она все вынесла, она выжила!
И, целуя снова провалившуюся в транс девочку, с небывалой любовью добавил:
– Моя дочка!
* * *
Взглянув на Кирилла, Лера произнесла:
– Нам надо поговорить…
Беседа имела место два дня спустя, в фойе частной столичной клиники, где находилась Феденька. Физически она не особо пострадала, хотя Хрыков накачал ее под завязку наркотиками, однако ничего из того, чем он угрожал, он еще не успел привести в исполнение.
Хотя с учетом жуткого инструментария, обнаруженного в котельной ведомственного санатория, где он содержал пленницу, явно намеревался это сделать в самое ближайшее время.
А вот в психологическом плане девочке требовалась помощь, и врачи уже намекнули, что для того, чтобы справиться с последствиями шока, вызванного похищением и пребыванием в качестве пленницы Стаса Хрыкова, потребуются, не исключено, не просто годы, а десятилетия.
И, возможно, воспоминания и душевные травмы будут сопровождать Феденьку всю жизнь.
Самого Хрыкова удалось захватить живым и почти невредимым, хотя он упорно и отстреливался. Такой приказ поступил от отца Кирилла – он желал, чтобы похититель его внучки не умер и смог, отправившись до конца жизни за решетку, в полной мере насладиться всеми прелестями зоны строгого режима.
Той зоны, где вообще-то должен был он и сам находиться.
Лера еще помнила дикий вопль Хрыкова, которого вытаскивали из его логова, его хохот и циничные обещания:
– Я ведь вернусь, поросятки мои! Непременно вернусь! И всех вас перережу! Обещаю, что вернусь!
Кирилл, взглянув на Леру, подал ей пластиковый стакан с кофе и тихо спросил:
– Точно надо?
Лера знала, что надо. Она уже поблагодарила и Кирилла, и даже его отца, который, как ни крути, был дедом Феденьки.
Единственным оставшимся в живых дедом – другого ведь этот единственный, оставшийся в живых дед самолично уничтожил.
Отказавшись от предложенного кофе, наверняка ужасного, Лера сказала:
– Повторюсь, я тебе и твоему отцу очень благодарна…
Кирилл слабо усмехнулся:
– Ты это уже говорила, Лера. Боюсь, что сейчас последует сакраментальное и такое обязательное но…
Он отпил из своего стаканчика и скривился: кофе наверняка был кошмарным.
И, словно понимая, о чем желает поговорить с ним Лера, Кирилл сказал:
– Я ведь ее люблю. Ты, конечно, можешь мне не верить, как я могу полюбить свою дочку, о существовании которой до недавнего времени понятия не имел, но факт остается фактом: люблю.
Лера верила.
– Знаю, что в наших судьбах много чего переплелось, но давай забудем это и начнем с нового листа. Если не ради нас, то ради Феденьки…
