Лера ответила:
– Да, не ради нас, а ради Феденьки. Ты прав. Поэтому, хоть я вам и благодарна и вряд ли смогу воспрепятствовать, чтобы и ты, и даже твой отец общались с моей дочкой, но…
Она сделала паузу и, смотря Кириллу прямо в глаза, отчеканила:
– Но я хочу, чтобы она ничего не знала о том, что ты ее отец и, соответственно, твой отец – ее дед!
Кирилл, рука которого дернулась, расплескал кофе, часть которого попала ему на одежду и на руку, он даже этого не заметил:
– Даже если мы оставим моральную сторону твоего требования, Лера: как ты себе это в практическом плане представляешь? Кем я должен стать для нее, дядей Кириллом? А мой отец – просто старпером, который возится с ней?
И это он-то вел речь о морали?
– Твоему отцу вовсе не надо с ней возиться. Не буду возражать, если Феденька вообще не будет иметь с ним дел.
Кирилл, швырнув стаканчик в урну, заявил:
– Ты жестока, Лера! Ты понимаешь, чего требуешь от нас?
Ответ был предельно ясен.
– Понимаю.
Усмехнувшись и явно взяв себя в руки, Кирилл заявил:
– Ну, а если я пообещаю, а потом расскажу Феденьке правду? Или это сделает мой отец?
То, что Белогорко наверняка так и поступят, Лера не сомневалась, поэтому приберегла ультимативное оружие на самый конец.
– Тогда я тоже расскажу Феденьке правду, о которой она не имеет ни малейшего представления: о гибели ее деда, прабабки и вашей с твоим отцом роли в этом!
И, заметив, как побледнел Кирилл, добавила:
– Думаешь, она после этого пожелает с вами продолжить общение?
Конечно же, нет.
Кирилл повторил:
– Ты не просто жестока, Лера, ты очень жестока.
И это он говорит о жестокости!
– Как и вы, отец и сын Белогорко. Нет, я очень даже благодарна: ценя ваши заслуги по спасению моей дочери, позволяю и тебе, и даже твоему отцу, который должен не в элитной клинике торчать, а срок на зоне мотать, общаться с ней. Только знать о том, что ты ее отец, а твой отец – ее дед, она не будет. Мы ведь договорились? Или Феденька узнает всю правду!
Она знала, что договорились. И Лера понимала, что Кирилл будет держать язык за зубами. И его отец тоже.
Единственный оставшийся в живых дед дочери.
– А как же мы? – произнес растерянно Кирилл, и эта растерянность, столь для него не свойственная, была явно не наигранна.
Лера, почувствовав, что мобильный у нее в кармане джинсов завибрировал, ответила:
– Такого понятия, как мы, просто не существует. Есть ты и твой отец – и есть Феденька и я. И между нами нет ничего общего!
Ну, кроме самой Феденьки – и ее собственных мертвецов, которые наконец замолчали.
Кирилл взял ее за руку и попытался применить свой фирменный трюк: пощекотать мизинцем внутреннюю сторону ее ладони.
Лера, вырвав руку, сказала:
– Все прошло, мой милый Кирилл, все давным-давно прошло!
Хотя вдруг подумала, что так бы хотела, чтобы он продолжил щекотать ее и дальше.
Оставив Кирилла топтаться около кофейного автомата, Лера отошла в сторону и вынула мобильный.
Пришло сообщение от Убойного отдела.
«К вопросу о том, что Стас Хрыков скоро вернется. Нашли свидетеля, который утверждает, что отец Стаса Хрыкова погиб на охоте не в результате несчастного случая, а был намеренно застрелен. Своим сыном».
* * *
Лера, подойдя к Кириллу, произнесла:
– Мне очень жаль.
Нет, ей не было жаль. Ведь старик Белогорко скончался от третьего инфаркта, и сегодня состоялись его пышные похороны на Введенском кладбище.
Лера на них не присутствовала и сделала так, чтобы и Феденька, уже начавшая снова ходить в школу, не поехала на это траурное и никчемное мероприятие.
Поздно вечером, после похорон, Лера заглянула на квартиру к Кириллу. Тот, облаченный в стильный черный костюм, с распущенным уже галстуком и красными, заплаканными глазами, встретил ее с бокалом виски в руках.
От Кирилла несло спиртным.
– А ведь тебе не жаль! – заявил он и посмотрел на Леру. – Виски будешь? И протянул ей почему-то свой бокал, на дне которого чуть-чуть плескалось. – Помянуть не хочешь?
Лера не хотела.
Кирилл вдруг заплакал, причем навзрыд, как маленький мальчик. И внезапно уткнулся лбом ей в грудь, и Лера даже не знала, как поступить.
Она была рада кончине старика, но ведь он был отцом Кирилла.
И дедом Феденьки.
Кирилл продолжал рыдать, и Лера отвела его на софу. Мужчина все еще давал волю чувствам, и Лере вдруг сделалось его невыносимо жаль.
Пусть Кирилл сам далеко не ангел, а его отец, ныне покойный, был сущим монстром, но это не повод не испытывать к его горю сочувствия.
Она склонилась и отбросила волосы Кирилла со лба.
А тот, вдруг перестав рыдать, притянул ее к себе и поцеловал.
* * *
Любовью, точнее, сексом, диким, животным, быстрым сексом, они занялись прямо там, на софе.
А потом, когда эти блаженные минуты, которых Лере все эти годы так не хватало, прошли, они, сделав краткий перерыв, отправились в спальню.
Под утро, после очередной порции волнующего секса, Кирилл произнес:
– Ну что, мир?
И послал ей свою фирменную чистую улыбку.
Лера поняла: и его истерика, и последовавшее за этим соблазнение, и их крутой секс были частью спецоперации Кирилла.
Спецоперации по внедрению его в ее жизнь – и в жизнь Феденьки.
С тем, чтобы рано или поздно добиться от Леры согласия на то, чтобы та узнала, чья она дочь.
И не узнала всех остальных давних историй про этого своего отца.
– Мир, – подтвердила Лера, совершенно нагой поднимаясь с пурпурных простыней и думая о том, сколько там перебывало женщин.
Кирилл продолжил курить и, улыбнувшись еще шире, сообщил:
– Значит, будем встречаться и заниматься сексом?
Лера честно ответила:
– Будем.
Улыбка Кирилла озарила все лицо.
– И Феденька узнает, что я ее отец?
Лера, взглянув на Кирилла, которого она ненавидела и к которому ее одновременно так безумно тянуло, ответила:
– Нет.
* * *
