– И брюнеты, – добавил Ойвинд. – Ваша правда.
Наши последние реплики разозлили призрачную девушку, она изготовилась к атаке.
– Не надо, – попросил ее я. – Давай все закончим миром. Ну нет никакого смысла в том, что ты бегаешь по отелю и пытаешься кого-то убить. Ни малейшего. Как тебя отпустить, мне уже ясно, только покажи стену, за которой лежит твое тело. Нет, если есть желание, можем и подраться, но тогда ты точно будешь лишена посмертия. А я тебе могу его подарить.
Я достал нож и показал его ей, лезвие мягко засветилось во мраке подвала.
– Давай все решим миром, – повторил я свое предложение. – Где ты замуровалась? Там? Там?
Неупокоенная подумала еще минутку, а после переместилась в дальний угол и ткнула черным ногтем в стену, ничем не отличающуюся от других.
– Или и ломай, – велел я своему спутнику. – Не бойся, она тебя не тронет.
Пока кувалда крушила кирпичи, я смотрел на девушку, которая то ли по слабости женского нутра, то ли просто от неизбывной тоски проделала с собой такую жуть.
Она не просто убила себя. Она еще и похороны устроила, причем такие, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Надо же до такого додуматься – самой себя замуровать в подвале, а после одеть на руки кандалы, чтобы не поддаться слабости, и не попробовать выбраться. Думаю, повара Петерсенов нашли в этом подвале ключ, тот самый, который бедняжка выбросила перед тем, как заложить в стену последний кирпич.
Умереть она умерла, но так и застряла здесь. Самоубийство, мучительная смерть от голода и жажды, зло на весь мир – с таким багажом особо не уйдешь за окоём. А еще были кандалы, которые ее держали при жизни, лишая шанса спастись, и после смерти, не позволяя покинуть последнее пристанище. И мне не дали ее отпустить. Значит, что? Надо их снять с трупа.
Кстати, последний весьма неплохо сохранился, по причине того, что в закрытом помещении лежал. Само собой, зрелище не для слабонервных, но я и похуже видал.
– Извини, милая, но придется тебя немного покалечить, – сказал я призраку. – По-другому никак.
Кисти рук сломались с хрустом, как тонкие ветки, ржавые кандалы брякнули о пол, и я отшвырнул их ногой подальше от тела самоубийцы.
Яркая вспышка, звонкий девичий смех, мягкая ладонь погладила меня по щеке – и вот мы с Ойвиндом стоим в подвале вдвоем. Даже помогать ей не пришлось, сама ушла. Как видно, годы во мраке и безнадежности бытия искупили тот грех, что она взяла на душу. Ну и славно.
– Бумага какая-то лежит. Подсветите, а? – Охранник нагнулся и поднял с пола замызганный лист, невесть как не сгнивший за такую бездну времени, и вгляделся в него. – Газета. Надо же, ей сто лет. Ну почти, она февральская, а сейчас март. Но год совпадает, с разницей в век.
– Ну-ка. – Я забрал газету у него из рук и внимательно ее осмотрел. – Вот тут подчеркнуто. Переведи.
– Сообщение о свадьбе, – выполнил мою просьбу Ойвинд. – Какой-то господин Матиас Хауден сочетался браком… Тут порвано дальше, ничего не разобрать.
– Любовь, значит. – Я аккуратно сложил газету и положил ее на труп девушки. – Ну да, ну да.
Получается, и на последний свой вопрос я ответ тоже получил. Она убила себя сто лет назад. Миновал век, и тот, кто смотрит на нас, маленьких и слабых оттуда, сверху, дал ей свободу. Вернее – предоставил шанс, который она могла использовать по своему усмотрению. Вариантов имелось два – либо ввергнуть себя в еще больший ужас, либо освободиться навсегда. На этот раз она сделала правильный выбор, пусть и не сразу.
Поднявшись наверх, я первым делом успокоил совсем уже изведшегося Лафайета, заверив его, что неприятности кончились, раз и навсегда.
– Алекс, скажи, если бы залили подвал цементом, случилось бы то, что случилось? – облегченно вздохнув, поинтересовался он у меня. – Просто думаю – возложить на строительную компанию дополнительную ответственность или нет?
– Не знаю, – пожал плечами я. – Но вряд ли у тебя что-то получится. Они потребуют документальные доказательства, а их нет. Что ты им предъявишь? Охранников? Они не свидетели, поскольку работают на тебя. Труп из подвала? Таких в любом склепе полно. На меня точно не рассчитывай, я не люблю публичности. Да и на кой тебе огласка?
– Жаль, жаль, – опечалился Бернард. – Но ты прав, огласка и в самом деле ни к чему. Хотя за стены они мне все равно заплатят. И восстановят их за свой счет.
– Насчет трупа – распорядись, чтобы его похоронили как следует, – попросил я. – Со всеми положенными ритуалами. Это в твоих интересах. Еще там кандалы лежат, их надо непременно в реку бросить.
– Какую?
– Да любую. Главное – проточная вода. – Я зевнул. – И не забудь мне вторую часть гонорара на счет перекинуть. Работа сделана, претензий, думаю, нет?
– Будет лучше, если ты еще пару дней побудешь здесь, в отеле, – твердо заявил Лафайет. – Мало ли? Мне так спокойнее будет. А в пятницу вечером тебя в аэропорт отвезут.
– С удовольствием. – Я подошел к ресепшен, где помимо Анникен обнаружилась вторая девушка, не менее красивая. Как видно, пришло время пересменки. – Высплюсь, воздухом подышу. Кстати, так какой у меня номер, красавица? Вы мне так и не сказали. И мне бы ключ от него получить.
– Господин Лафайет, может, я провожу нашего гостя до номера? – осведомилась у Бернарда Анникен и изобразила нечто вроде книксена. – У нас отель большой, вдруг он заблудится.
Отельер наконец-то улыбнулся, впервые за этот вечер.
– Разумеется, – разрешил он, подмигнув мне. – Это очень верное решение.
– Тогда мы пошли. – Я понял, что если через пять минут не растянусь на кровати, то просто упаду прямо на пол. – Анникен, я весь ваш.
– Погоди, – остановил меня отельер. – Жозефина упоминала, что билеты на обратную дорогу тебе не до Будапешта брать, а до Марселя. Все верно?
– Да нет, она ошиблась, – подумав, ответил я. – Что мне в Марселе делать? Тем более что у меня на субботу билеты в кино уже заказаны.
Часы Времени
Действие данного рассказа происходит между третьей и четвертой книгой цикла «А.Смолин – ведьмак»
«Звонить или не звонить?» – размышлял я, сидя в кресле. С одной стороны – надо бы, все-таки и подарок есть, и одному в новогоднюю ночь куковать не хочется. С другой стороны – следом за ночью будет утро, а именно в это время суток Евгения из принцессы превращается в демоницу. Что? Обычно принцессы превращаются в лягушек? Возможно. Но это те, что тихие, робкие, бессловесные, с трогательным диснеевским взглядом. А такие, как она – в коротких куртках, джинсах и с пистолетом под мышкой – в демониц. Сказал бы «в ведьму», но по сравнению с Мезенцевой многие ведьмы невинны, как дети. Я видел, я знаю, потому могу сравнивать.
– Хозяин! – Родька, бочком ввалившийся в комнату, недоуменно посмотрел на меня, сидящего в кресле. – Это как же?
