Дария оттолкнула его с таким остервенением, что Эдриас совершенно четко понял: отвар не подействовал.
— Мне пора, господин Куртис, — холодно заметила она и направилась на выход. Эдриас поспешил проводить, боялся оставлять ее одну. Вздохнул и совсем по-мальчишечьи взъерошил шевелюру: хотелось выть и биться головой об стену.
Глава двадцать четвертая
Вечером Юлоф не пришел. Не пришел и на следующий день, и на другой, и даже через три дня. К концу недели Дария устала плакать ночами в подушку и решилась пойти в наступление: поинтересоваться, в чем дело, у опекуна. Наверное, стоило наведаться к Юлофу в гости, но она боялась разозлить своей навязчивостью. Жених и так остался обязан ей по гроб жизни, к чему лишний раз напоминать мужчине о его слабости? Верила: все дело в нежелании Юлофа появляться в доме господина Трумеля в потрепанном после заключения виде.
В светлой столовой привычно пахло кофе и рыбным пирогом. Опекун просматривал бумаги и, постукивая пальцами по столу, напевал себе под нос милую песенку — в общем, пребывал в отличном расположении духа. Дария уселась на свое место, дождалась, пока слуги оставят их одних, и ринулась в бой.
— Господин Ларид не появлялся? — осторожно поинтересовалась она, отпивая глоток обжигающего кофе.
Песенка смолкла, и опекун смерил ее строгим взглядом. Дария поежилась. Никогда, даже в периоды ее жутких шалостей в детстве, он не смотрел на нее с таким укором. Опустила глаза. Кровь прилила к щекам, и кончики ушей разгорелись, словно какой-то шутник решил поджарить их на горящих спичках.
— Вижу, вы решились поговорить о своем необдуманном поступке, — холодно заметил Трумель. Отложил бумаги и отставил чашку с кофе подальше.
— Он был более чем обдуман, — пролепетала Дария. Видела опекуна в таком собранном состоянии раза три за всю жизнь, и оно никогда не сулило ничего хорошего. — Я спасала жизнь жениха.
— Жизнь жениха? — вполголоса поинтересовался Трумель. — Вероятно, очень важного для вас мужчины… Который и внимание-то на вас обратил только по моей указке, — покачал головой и продолжил громче: — Я из кожи вон лезу, чтобы устроить вам будущее, достойное дочери короля, рискую своим положением, репутацией, а вы одним махом отправляете все мои старания в выгребную яму? — шумно выдохнул через нос: — И из-за чего? — перешел на крик: — Из-за мужчины.
Стукнул по столу и потер лицо:
— Я думал, вы умнее. Сколько их у вас еще будет? Бездна. Молодых, старых, прытких, умных, да каких угодно. А вы разбрасываетесь такими перспективами…
— Но Юлоф… — попыталась возразить Дария.
— Что Юлоф? — ухмыльнулся опекун, и на его всегда спокойном лице промелькнуло брезгливое выражение: — уехал неизвестно куда в тот же день, как его выпустили из темницы. Прекрасно понимает, что принц мстителен и ваше заступничество ничего не решает.
— Как же так? — к глазам Дарии подступили слезы. — Он же…
— Прекратите. — тряхнул головой Трумель и придвинул чашку. — Возьмите себя в руки, в конце концов. Вы когда о Лариде слышите, вас будто разум оставляет. Такое ощущение, что он вам по меньшей мере любовное зелье дал.
Покачал головой, вздохнул и сделал глоток из чашки. Дария виновато улыбнулась. Кажется, буря прошла.
— Откуда вы взяли эту ерунду? Про зелье? Эдриас тоже говорил о нем, — сообщила она как могла беззаботно, больше стараясь поддержать беседу, чем желая сообщить что-то важное. Шмыгнула носом и попыталась унять набегающие слезы. Опекун ясно дал понять, что не будет терпеть ее стенаний, и раздражать его еще больше не следовало.
— Эдриас? — Трумель опять отвлекся от кофе и смерил подопечную взглядом.
— Эдриас Куртис, — пояснила Дария. — Декан рецептурного факультета. Говорил, Ларид опоил меня, чтобы я влюбилась.
— Мы, кажется, знакомы, — нахмурился опекун. Улыбнулся примиряюще: — Давайте завтракать. Вам на новом месте опаздывать нельзя.
— Да, — закивала Дария и потянулась за салфеткой, чтобы вытереть слезы. Дел в зельеварне и впрямь было хоть отбавляй.
— Вот и славно… — подытожил Трумель и снова уткнулся в документы.
Так и не разобрав вкуса, Дария запихнула в себя пирог, опустошила чашку с кофе, солгала, что хочет еще раз привести себя в порядок, и вернулась в свою комнату. Заперла дверь, упала на кровать и разразилась слезами. Казалось, что жизнь кончена. Зачем все, если Юлофу она не нужна? Если он даже не нашел в себе сил отблагодарить за помощь и попрощаться по-человечески? Неужели она настолько плоха, что не заслужила даже этой малости? Сердце сжималось в тоске, а на душе было так беспросветно, что впору было утопиться.
* * *
Ректорский кабинет не радовал. Много лишней мебели, мало света, раздражающий запах старого дерева и скрипучая дверь. Не радовали новые, столь желанные раньше обязанности, возможности и авторитет. Не радовали лекции и студенты. Не радовала даже выпивка, припрятанная в тайном секретере старого ректора. Без Дарии не радовало ничего.
Всю неделю Эдриас метался между желанием встретить ее вечером, похитить и держать у себя, пока не пропадет любовь к Лариду, и желанием удавиться в подворотне. Надеялся, все временно и рано или поздно чувство пройдет, но здравый смысл подсказывал: лучше не станет, а сил терпеть ее привязанность к другому почти не оставалось. Хотелось скулить побитым псом и дерзить всему миру, как мальчишка. Он попытался ухаживать, послал ей букет и приглашение в оперу, но получил такой язвительный и высокомерный отказ, что стало не по себе. Прекрасно понял: пока действует приворот, на глаза принцессе лучше не попадаться, будет только хуже. До последнего верил, что подействует блокирующее зелье, но судя по тому, что Дария так и не появилась, здесь ему тоже не повезло. То ли сварил что-то не то, то ли рецепт подвел.
Плюнул и засел за книги. Если нужного рецепта нет, его надо придумать. Не убивать же Ларида, в конце концов. Хотя, чем дальше, тем спокойнее Эдриас относился и к такому варианту развития событий. В конце концов, Ларид скотина каких мало, так почему из-за него должна страдать Дария? Жалел только об одном: в зельях был куда искуснее, чем в убийствах.
Не удивился, когда секретарь сообщил о визите господина Трумеля. Стараниями Сезара Рудола в академии постоянно ошивались королевские агенты, дознаватели и прочая подобная братия. Старые здания, будто магазинчики в проходных местах, подвергались набегам с завидной, но бесполезной регулярностью. Нейтона так и не нашли. Облазили подвали и комнаты, обшарили хранилища, вероятно, истерзали на допросах Алюда, но сообщника его и след простыл. Он подчистил следы и скрылся. А Трумеля, похоже, подсылают, чтобы поговорить по душам с ректором на тот случай, если он, Эдриас Куртис, в курсе, где может прятаться бывший коллега. Связи Рудола в действии…
Рецептурник уселся за стол и приготовился к очередному бесполезному разговору. Вот если бы Трумель примчался в гневе и требовал жениться на обесчещенной подопечной, это было бы куда приятнее. Эдриас бы недолго покочевряжился для порядка и милостиво согласился бы прикрыть позор легкомысленной девицы. Но увы. Скорее всего, господин советник не знает о его романе с Дарией и пожаловал из-за расследования.
