– Но не так же грубо. Это ненормально, Кракен. Он уничтожил все следы жизни своей дочери всего через несколько часов после того, как узнал о ее смерти. Кто так себя ведет?
– Отец, привыкший все контролировать, чья жена недавно ушла к бывшему марианисту, а дочка вначале требовала доказательств отцовства, а затем ее обнаружили голую и мертвую в Старом соборе.
– Не понимаю тебя. – Эсти распустила волосы и снова стянула их резинкой. – Неужели ты и правда не считаешь, что он подозрителен? Достаточно организован, маниакален, дотошен, его волнует темная сторона смерти, умеет пользоваться хирургическими инструментами… Это соответствует характеристикам психопата, которые ты набросал с самого начала. И у него есть повод, Унаи. У него есть повод: он мог убить свою дочь из ненависти или потому, что неспособен по-прежнему контролировать свою семью, а может, чтобы сделать больно бывшей жене. Мы ведь это уже проходили: типичные рассуждения убийцы. Атрибутика ритуальных убийств – всего лишь способ привлечь к себе внимание, сделать свою дочь еще одной жертвой двойных преступлений в Старом соборе и Доме веревки.
Но мысли мои были уже заняты другими, более насущными вопросами. Все эти аргументы… В отсутствие более веских доказательств у нас не было способа доказать их правильность.
– Посидим в машине. Дождемся, пока оптик выйдет из дома. Если он все утро провозился с коробками, а затем спрятал их так тщательно, что мы ничего не заметили, держу пари: он вывозит их в своей машине, спускаясь прямо в гараж. Позвони в Лакуа и узнай обо всех машинах, зарегистрированных на его имя.
– Думаешь, он немедлено займется коробками? – спросила Эсти, пока мы выходили из подъезда на улицу Сан-Антонио.
– Потом ему надо будет заниматься похоронами, придут родственники… Сейчас как раз хороший момент, чтобы от всего отделаться.
Чуть позже, пока мы наблюдали за входом в гараж, Эстибалис получила номера двух машин, принадлежащих оптику: серебристый «Ауди А-4» и белый микроавтобус «Мерседес-Вито».
Через два часа напряженного ожидания она не выдержала.
– Унаи, я выйду. Уже час, а я сегодня еще ничего не ела. Зайду в «Перречико», куплю еды. Принести тебе бутерброд или еще чего-нибудь перекусить? У нас сегодня еще полно дел. Если он не выходит, я сомневаюсь, что он вообще…
– Тсс… – остановил ее я. – Прикрой дверь.
Из гаража показался белый микроавтобус с тонированными задними стеклами и номерами, совпадающими с теми, которые нам сообщили. Эстибалис подождала, чтобы он отъехал подальше, и последовала за ним на некотором расстоянии.
Микроавтобус устремился на юг Витории, наша машина ехала за ним около километра. Эстибалис сосредоточенно рулила, а мне было о чем поразмыслить и порассуждать.
– Эсти, мы ведь с тобой по-прежнему заодно? – наконец прямо спросил я.
– Почему ты спрашиваешь?
– Меня не волнует, что ты мне наврала насчет выходных. Я тоже не все тебе рассказываю, но… Ты уверена, что рассказала мне все об этом деле?
– Я не успеваю за тобой, Кракен. Давай напрямую. Ходить кругами я не люблю, да и ты тоже.
– Отлично, это избавит меня от условностей. Эсти, почему ты не сказала, что твоего брата называют Эгускилором?
Я внимательно наблюдал за ее лицом, но она умела напускать безразличный вид.
– Может, лучше отложим этот разговор? Я сейчас взорвусь от ярости. Получается, ты не доверяешь моей семье. Похоже, для тебя это не простое совпадение: под подозрением мой брат.
– Нет, я не хочу ничего откладывать. Я хочу поговорить прямо сейчас, чтобы ты ответила на все мои вопросы.
– На какие вопросы, Унаи? – Она повысила голос.
– У твоего брата башка забита языческими штучками. У него травяная лавка, и весьма вероятно, что он знает, как готовить ядовитый настой из тиса. К тому же с детства обожает серийных убийц вроде Потрошителя. И всю жизнь имел дело с пасекой и знает, как обращаться с пчелами…
– Что я могу на это ответить? Да, все верно, как верно и то, что его судили за хранение. Ты ведь на это намекаешь?
– За хранение и продажу, Эстибалис. За продажу его тоже судили.
– О’кей, и за продажу. Но сейчас он реабилитирован. Разве это его делает более подозрительным, чем любого другого виторианца?
– Статистически не делает, но не это делает его подозрительным в этом деле. Я не могу игнорировать столько совпадений. Не говоря уже о рогипноле. Разве он не может получить доступ к этому наркотику и знать особенности его действия?
– Унаи, я признаю, что Энеко не подарок, но неужели ты и вправду думаешь, что сидишь рядом с сестрой серийного убийцы?
– Пока я ничего не скажу заместителю комиссара. Но с Энеко я поговорю. Ты не будешь предупреждать своего брата, иначе помешаешь расследованию и тебя отстранят от дела.
– Только если ты все ей разболтаешь. С чего вообще начался этот разговор?.. Ах да, ты спросил, по-прежнему ли мы заодно.
– И я готов повторить, Эсти. Поверь, я это сделаю. Я знаю, что у тебя сейчас тяжелый период из-за болезни отца. Думаю, что и Трав… что Энеко хоть и не святой, но тоже переживает. Однако я должен кое-что проверить. Так бы поступила и ты, если бы мой брат Герман оказался под подозрением. Я всего лишь хочу убедиться, что всё в порядке, и выбросить твоего брата из головы, понимаешь?
– Неужели ты не видишь, что этот мужик в сто раз более подозрителен? – сказала она, кивнув на белый микроавтобус в ста метрах от нас. Он сбавил скорость, Эстибалис тоже притормозила.
– Конечно, Эсти. Вот бы он и вправду оказался убийцей, и кровопролитие прекратилось бы. Но пока я вижу только отца, отрицающего очевидное. Да, наверняка в семейной жизни этот человек невыносим. И все же мне кажется маловероятным, что он способен убить еще трех человек, чтобы скрыть единственную цель – убийство дочери, и за несколько недель так успешно подготовить и скопировать убийства, совершенные Тасио много лет назад.
– В любом случае наши сомнения вот-вот рассеются, – откликнулась Эстибалис.
Микроавтобус свернул с дороги Пеньясеррада и направился к свалке Гарделеги, где находили последнее пристанище все городские отбросы. Птицы-падальщики кружили над горами мусора, муниципальные мусоровозы вываливали грязные потроха города.
– Куда это он? – прошептала Эстибалис, сворачивая на дорожку, идущую между огороженными участками – земли.
– Видимо, пытается проникнуть в самую старую часть свалки, ту, что сейчас заброшена.
В нескольких сотнях метров от нас микроавтобус наконец остановился. Наш автомобиль оставался почти невидимым: от него нас отделял поворот дороги.
Антонио Фернандес де Бетоньо вылез из микроавтобуса, открыл задние двери и принялся выгружать большие квадратные коробки из коричневого картона. Подхватив одну из них, он толкнул спиной маленькую аварийную калитку в ограде. К нашему удивлению, та послушно открылась.
