Орвин поколебался — не иначе, считал, что с меня уже довольно, но потом всё-таки выполнил просьбу, даже не сопроводив сей факт нотациями. Я благодарно приняла очередную порцию горячительного.
— Ни один идиот не полезет в зазеркалье через такую крошечную дверь, как зрачки. С той стороны — пожалуйста, проход всегда можно подправить и увеличить. Как я сделала тогда с твоей брошью.
Принц кивнул, дескать, помнит.
— А с этой стороны — нельзя. Тело в лазейку не помещается, а магия-то задействована, и каким будет итог — неизвестно. Может просто стереть в порошок. Но мне-то терять было нечего. Даже если я прямо под этим уродом рассыплюсь прахом, то тем лучше. Пусть напоследок заикой станет. Я, помню, даже улыбнулась ему тогда. И шагнула в отражение. Не буквально, мысленно. Этого должно быть достаточно, чтобы переместиться. Но, как оказалось, с глазами всё работает совсем не так.
Я замолчала, облизнула пересохшие губы, задумалась. Объяснять принципы работы зеркальной магии человеку со стороны сложно, а непосредственно сейчас я была совсем уж не в том состоянии, чтобы формулировать лекции.
— Глаза называют зеркалом души, и это очень точно. Они связывают человеческий разум с внешним миром. По одну сторону — всё, что человек видит. По другую — его мозг. Вот туда-то я и попала.
— В мозг?! — ужаснулся Орвин.
— Не физически, — успокаивающе пояснила я. — Даже не представляю, что бы было в этом случае. Но, понимаешь, для того, чтобы работать с зеркалами, необязательно проходить сквозь них в буквальном смысле. Можно сосредоточиться, сконцентрироваться на отражении, и перенестись в зазеркальный мир ментально. Так и тут. Моё тело осталось на кровати, но мысленно я проникла в его сознание. И это, скажу я тебе, крайне мерзопакостная штука.
Меня передёрнуло. Даже не думала, что воспоминания могут оказаться настолько яркими. То ли всему виной алкоголь, зелёный змий его побери, то ли мне просто необходимо было выплеснуть всё это хоть кому-нибудь…
— Объяснить, как всё это происходило, не могу. Сама толком не понимаю. В институте мы точно такого не проходили. И в книгах сталкиваться не доводилось — а ведь я потом искала. Так что только свои ощущения могу описать. Я увидела нечто такое маленькое, ёжащееся, склизкое, но мечтающее почувствовать себя огромным, сильным и значительным. И девчонка на койке идеально подходила для этой цели. Понимаешь, при таком проникновении вроде бы как сливаешься с чужим разумом. Начинаешь видеть и чувствовать то же, что он, даже мыслить его категориями. Это было мерзко и страшно, может, даже страшнее, чем то, что вот-вот должно было случиться вовне. И я не стала дожидаться, пока окончательно в нём растворюсь. А начала действовать. Как именно — тоже объяснить не могу. Всё происходило на ментальном уровне и совершенно интуитивно. Я просто стала раскидывать его мысли в разные стороны. Швыряла с максимальной силой всё, что попадалось под руку. Как если бы ворвалась в чужую комнату и устроила там погром. А потом быстро-быстро выскочила обратно. В своё тело, на койку.
— И…что? — хриплым голосом спросил Орвин.
— К тому моменту он ничего не успел. Это ведь рассказывать долго, а происходило всё стремительно. А потом ему стало не до того. Он вдруг заорал — громко и как-то дико. Глаза расширил в ужасе, отшатнулся от меня, кинулся к двери — прямо так, со спущенными штанами. Запутался, упал, пополз, выкрикивая что-то совершенно бессмысленное. Товарищ его перепугался, метнулся к нему. Но ничего мало-мальски разумного добиться так и не смог. В итоге тот кое-как штаны подтянул и в коридор выскочил, вопя на ходу. Дружбан — за ним. Дверь заперли. А потом за мной долго-долго никто не приходил. Заявились, должно быть, через несколько часов — и целым отрядом. Я уже думала: всё, сейчас на месте прирежут. Но нет, в камеру сопроводили, можно сказать, даже вежливо. Держались от меня на расстоянии вытянутого клинка, ближе не подходили. Оказалось, тот, который ко мне полез, лишился рассудка. Ну, а второй всем растрезвонил, что зеркальщица сводит с ума одним взглядом. С тех пор ко мне не лезли. Только еду и воду раз в день приносили — и то, старались в сторону глядеть. Дураки! — Я опустила голову на руки и беззвучно засмеялась, тряся плечами. — Как будто у меня было желание заглядывать в их мозг. Эдак и самой свихнуться недолго. — Я подняла глаза на принца, вытянула вперёд указательный палец и требовательно спросила: — А ты меня боишься?
— Нет.
Ему даже секунды не потребовалось, чтобы определиться с ответом. Это меня задело.
— Почему? Я же могу тебя уничтожить одним взглядом.
— Можешь. Но не станешь.
— С чего ты взял? Я же преступница, изменница и этот…практически монстр!
— Ты не монстр, ты — жертва.
От такого заявления я даже слегка протрезвела.
— Ну, ты палку-то не перегибай. Жертва из меня ещё та. Всем моим обидчикам пришлось, мягко говоря, несладко. Не считая твоего папаши, в смысле, приёмного. Вот с ним я ещё не определилась.
— С ума сошла? — шикнул на меня Орвин. — Вот ты что сейчас делаешь, а? Ты что, не понимаешь, что по-хорошему я просто обязан побежать к канцлеру и доложить об этих твоих словах?
— Пф! — Я фыркнула и выпятила грудь. — Ну и беги.
— Да, знаю, слышал, — отмахнулся он. — Жизнью ты не дорожишь, а в тюрьме долго не задержишься.
Я забралась на диван с ногами и обхватила руками колени.
— Хорошо, что запомнил. Потому что это правда.
Орвин молчал, и через некоторое время я покосилась в его сторону. Брови принца были нахмурены, губы сжались в тонкую линию, а взгляд устремился в одну, ничем не примечательную, точку.
— О чём думаешь? — полюбопытствовала я.
— О том, что ты рассказала. Эти женщины. Они, положим, преступницы, но их не приговаривали ни к чему подобному. К лишению свободы — да, но не к остальному. Это надо пресечь.
— И как, интересно знать, ты собираешься это сделать?
— Известное дело, как. Отправить проверяющих.
— К прибытию которых всё будет чинно и красиво. Заключённым даже клюквенный сок подадут вместо простой воды.
— Значит, внедрить людей так, чтобы об их задаче не догадались.
— Допустим. А куда? Во все тюрьмы страны? Ты хотя бы знаешь, сколько их? И потом, ну поймают они нескольких тюремщиков, ну выгонят. Думаешь, те, кто придёт на их место, будут лучше? Систему не переделаешь.
— Ещё как переделаешь, — возразил принц. — Если десяток-другой виноватых повесить, остальные очень сильно призадумаются.
Я приподняла бровь, склонила голову набок. Всё может быть, ваше высочество. Если вы действительно надумаете проводить такие реформы, и это не более чем минутное воодушевление… Возражать я, во всяком случае, не стану. И вздёрнутых мне будет не жаль. Но вслух я сказала:
— Лучше было бы их обесчестить.
— В наших законах не прописан такой вид наказания, — едко напомнил Орвин.
