Мы считаем, что настала пора отказаться от следования этому соотношению в качестве инструмента экономического прогнозирования. В пользу этого существует три основных аргумента. Во-первых, до сих пор еще предполагается, что все, кому меньше 65, работают, а все, кому больше 65, – нет; в то же время совершенно очевидно, что это не соответствует действительности. Далее, нынешнее представление о том, что старики зависят от молодежи, тоже вводит в заблуждение, поскольку оно не в состоянии признать растущую зависимость числа новых рабочих мест от экономической мощи «серебряного доллара» – расходов пожилых людей. В-третьих, традиционный на сегодня экономический подход игнорирует естественный цикл взаимозависимости поколений в обществе. Действительно, нынешние старики в свое время платили налоги, чтобы финансировать образование и здравоохранение людей, работающих теперь. Этот момент чрезвычайно важен для понимания, поскольку, полагая, что люди старше 65 лет всецело зависят от молодежи и ничего не дают взамен, бездумное применение коэффициента зависимости общества от возраста разжигает конфликт между поколениями, вместо того, чтобы признать наличие значительно более сложного экономического и социального договора между поколениями.
Однако существует куда более фундаментальная проблема – та, что людей старше 65 лет по определению считают стариками. Как мы уже не раз говорили, хронологический подход к старению и возрасту совершенно не принимает во внимание принципиальную независимость биологического старения от формального возраста и поэтому не допускает существования экономики долголетия как таковой. Чтобы понять, откуда вообще возникла концепция экономики долголетия, мы должны вспомнить про явление возрастной инфляции. Поскольку старение замедляется, а общая продолжительность жизни – в том числе и здоровой жизни – увеличивается, то со временем необходимо корректировать хронологический возраст с учетом снижения биологического возраста при одном и том же числе прожитых лет. Если, например, мы сделаем подобную корректировку для США, исходя из того, что старыми мы станем называть группу, имеющую тот же уровень смертности, какое имело 65-летнее поколение в 1950 году, то картина распределения коэффициента зависимости общества от возраста по годам окажется совсем не такой, какую можно было бы ожидать. Наглядно это можно увидеть на рис. 8.1. Если придерживаться традиционного определения старости как возраст 65 лет и старше, то OADR будет постоянно увеличивается, и мы увидим экономику, испытывающую затруднения в связи с уменьшением доли трудоспособного населения, повышением пенсионных затрат, равно как и затрат на здравоохранение. Но если мы учтем инфляцию по возрасту, то коэффициент зависимости, напротив, будет все время снижаться, и тогда перед нами предстанет картина более медленного и здорового старения, сопровождающегося увеличением доли потенциально трудоспособного населения. Естественно, для экономики это будет хорошей новостью, а не плохой, как в первом случае.
Увеличение доли людей, способных полноценно работать в возрасте старше 65 лет, уже оказывает значительное положительное влияние на макроэкономику. По ряду оценок, в Великобритании увеличение пенсионного возраста на один год приводит к увеличению ВВП на 1 %
[249]. Если люди все дольше будут оставаться здоровыми и продуктивными, это окажется очень серьезным позитивным стимулом для экономики при условии, конечно, что данное направление развития будет поддерживаться соответствующей политикой.
Однако полноценно воспользоваться преимуществами экономики долголетия правительства смогут лишь в том случае, если они сделают все возможное, чтобы поощрять и поддерживать людей работать дольше. Очевидный шаг, который многие правительства уже предприняли, состоит в том, чтобы повысить пенсионный возраст. Но этого явно недостаточно. Привязанность общества и экономики к традиционному восприятию календарного возраста не ограничивается только сроками выхода на пенсию, но широко распространена во множестве других государственных и корпоративных структур и нормативов; в частности, сюда относится политика в области здравоохранения и образования. Поэтому существует реальная опасность того, что, если правительства механически повысят пенсионный возраст без принятия дополнительных мер по повышению продуктивности и качества жизни старших поколений, то подобный подход просто приведет к увеличению числа безработных пожилых людей. Повышение пенсионного возраста должно осуществляться в сочетании с более широким набором стратегий, направленных на поддержку деятельности не только более продолжительной по времени, но и во всех отношениях более эффективной.
Кроме того, политика правительств должна признать тот факт, что в ожидаемой продолжительности жизни существует значительное неравенство, и что не все люди в процессе старения сохраняют хорошее здоровье достаточно долгое время. Как следствие, существенное повышение пенсионного возраста может для некоторых людей означать, что, по сути, им вообще не суждено выйти на пенсию. Правительствам нужно обеспечить скоординированную работу налоговых, социальных и льготных систем таким образом, чтобы найти стимулы работать дольше для тех, кто это может и хочет, и в то же время дать людям со слабым здоровьем возможность выйти на пенсию с разумным пожизненным доходом. Предлагая все более высокие государственные пенсии по мере того, как человек все дольше остается занятым на службе (как это сделало правительство Японии), государство может на самом деле превратить выход на пенсию в подобие теплой ванны (чего хочет большинство людей), а не в холодный душ, как это обычно происходит.
Одним из широко распространенных возражений против государственной политики, направленной на поддержку трудоспособного населения старше 65 лет, являются опасения, что это отнимет рабочие места у молодежи. На первый взгляд, подобное рассуждение не лишено смысла, но в действительности все обстоит иначе. Чтобы понять, как экономика может приспособиться к притоку на рынок труда людей старше 60 лет, рассмотрим процесс увеличения числа женщин в составе рабочей силы за последнее столетие. В 1950 году в США работало всего 34 % женщин в возрасте старше 15 лет (17 миллионов); к 2017 году этот показатель достиг 57 % (71 миллион). Самое интересное здесь состоит в том, что эти дополнительные рабочие места для женщин не были взяты у мужчин, напротив – занятость мужчин за тот же период увеличилась на 41 миллион рабочих мест.
Каким образом США создали так много новых рабочих мест, чтобы их увеличение для женщин происходило на фоне продолжающегося роста занятости у мужчин? Дело в том, что поскольку число работающих женщин увеличивалось, возрастали и средние доходы на семью в стране и, следовательно, возрастали траты населения, что автоматически стимулировало производительность всей экономики США. Последнее, естественно, привело и к повышению спроса на рабочие места. Мы можем ожидать возникновения аналогичного цикла положительных обратных связей и в том случае, когда все больше людей станут работать после 65 лет – они будут зарабатывать больше, тратить больше, и это в конечном итоге будет подстегивать национальную экономику. Нельзя воспринимать количество рабочих мест как фиксированное число, которое не меняется со временем и которое придется целиком распределить уже сейчас. Поскольку это не так, то, с учетом динамики развития, конфликта поколений из-за рабочих места не возникнет.
