– Ладно. – Она набрала полные легкие воздуха и тут же выдохнула. – Чем мне открывать?
Кейт протянула ей тонкий нож, Элиза усмехнулась: они уже почти вскрыли ящик, но в последний момент взыграла совесть. Это позабавило Элизу.
Она поддела крышку, и та легко поддалась. Внутри был ворох стружки. Что же там спрятано? Элиза не побоялась просунуть руку в ящик и извлекла бутылку вина с этикеткой, которая была ей до боли знакома.
Это ее рисунок: тропическая зелень, водопад, мужчина под струями воды и девушка, наблюдающая за ним.
Надпись вогнала ее в краску. «Ла Элиза». Сердце заныло, а на глаза навернулись слезы.
* * *
Всю весну Кристиан трудился на плантации: избавлялся от вредителей, сорняков и подкармливал кустарники, чтобы они дали щедрый урожай. Ему помогали рабочие – они даже взяли большую часть забот на себя.
Диего занялся ресторанным бизнесом в Англии, и теперь друзья встречались крайне редко. Зато все чаще к Кристиану наведывалась Лусия, которая постоянно сталкивалась с Гунари.
– Нет дороги назад, – шептала ей цыганка, но Лусия лишь скалилась и шла прямиком к Кристиану.
Но тот по-прежнему ее не замечал, копаясь в земле, подрезая побеги.
– Я бросила Карлоса.
– Очень рад за него, – язвил Крис, занимаясь своим делом, даже не поворачивая голову, чтобы посмотреть на бывшую жену.
А какой смысл на нее смотреть? Она не вызывает в нем никаких чувств. А раньше? Любил ли он ее когда-нибудь?
Он часто об этом думал, особенно вечерами, когда разъезжал верхом на лошади по плантации. Конечно, любил, но как-то по-другому, по-юношески, окрыленный слепой любовью. Не такой, как…
Произносить имя другой девушки в его доме запрещено. Ее уже нет здесь – и не будет! Надо двигаться дальше.
Уже наступило лето, а она до сих пор являлась к нему во сне. И как ее забудешь, когда картина с водопадом висела в спальне, и она же была этикеткой на всех бутылках с вином из «изабеллы». Значит, любовь еще не скоро пройдет. А если имя Элизы будет ассоциироваться с вином Кристиана, то от нее вообще не избавиться. Но, как ни странно, избавляться совсем не хотелось. Напротив, хотелось думать о ней постоянно.
– Ты слышишь меня, Кристиан? – жужжала над ухом Лусия. – Я свободна!
Он привстал с земли, неспешно отряхнул комья со штанов и посмотрел на бывшую. Теперь перед ним стояла истеричка, раздражающая фурия, которая даже жалости не вызывала. После развода Кристиан старался не уподобляться ей в манерах и общался сдержанно, но сейчас она его очень разозлила. Навязывает себя, как продажная женщина. В общем, она всегда таковой и являлась. А он был слепцом!
– Говорят, что в жизни нам выпадают испытания, чтобы мы осознали ценности и расставили приоритеты. Ты, Лусия, – самое легкое испытание, хотя мы прожили целых пять лет. Я хотел бы сказать, что жалею о тех годах, проведенных с тобой под одной крышей, но не могу, – и он улыбнулся, – потому что я кое-что понял: любовь не была сильной… она стала лишь репетицией перед чем-то большим.
Лусия изумленно разинула рот, в кустах кто-то захихикал. Это были цыгане, которые быстро притихли, когда поняли, что их заметили.
– Ты не можешь так говорить. – Лусия занервничала еще сильнее и скорчила гримасу. – Мы могли бы начать все заново, и я уверена, что твоя любовь вернулась бы с новой силой. Просто дай мне шанс.
– Шанс дается раз в жизни, он у тебя уже был, когда я сделал тебе предложение. Но ты не оценила нашу семью, не сберегла ее. Все кончено, Лусия. И не мешай, мне надо работать.
Кристиан снова занялся обрезкой сухих веток. Лусия еще стояла над душой, наверное, анализировала сказанное им.
– Значит, все?..
Кристиан закатил глаза и усмехнулся:
– У меня нет к тебе чувств, ты не вызываешь во мне никаких эмоций, кроме отвращения. Ты бы согласилась жить со мной, зная, что я тебя не люблю и презираю?
Она молчала, а потом резко развернулась и двинулась прочь. Хихиканье в кустах снова возобновилось, кто-то даже присвистнул. Кристиан улыбнулся – неужели она наконец оставила его в покое, и до нее дошел смысл его слов? Он не раз произносил их, но в более мягкой форме, а сейчас что-то изменилось. Пять лет, проведенных с этой женщиной в одном доме, просто стерлись из памяти. Их не было. Хотелось бы начать новую жизнь, но с другой. Интересно, когда Элиза насладится живописью, то вспомнит его?
Домой он приходил поздно, ужинал едой, которую готовила Гунари. Она крутилась возле него с материнской теплотой и заботой:
– Год будет очень насыщенный, – произнесла она (похоже, опять заглянула в будущее). – По-моему, детскую надо сделать в комнате, которая граничит со спальней, и прорубить в стене дверь. Так проще, можно будет сразу же увидеть, как поживает ребенок…
Кристиан медленно опустил вилку, на которой был наколот кусок сочного мяса. Он ослышался? Может, не выспался? Или не выспалась Гунари? Он с настороженностью на нее взглянул:
– Ты думаешь, Вирджиния после родов приедет сюда? Но это значит лишь одно – развод с Саидом.
У него даже аппетит пропал. Какой ужас! Кристиан нервно сглотнул. Зато Гунари, напротив, улыбнулась и присела на стул:
– Я про твоего ребенка.
Слава богу, не про Вирджинию. Кристиан успокоился – она не разведется с Саидом. Он кивнул и принялся есть, но вилка снова застыла в руке. Она говорила про его ребенка! Его! Или ему померещилось? Он так испугался за сестру, что не уразумел самого главного.
– Моего?
Цыганка встала со стула, вытирая руки о передник:
– Раньше, чем ты думаешь. Уже совсем близко, – и она застыла, прислушиваясь. – Вот-вот…
Раздался стук в дверь:
– Вот и она.
– Кто?
Крис спросил Гунари, а она пошла открывать дверь, и уже из холла он отчетливо услышал тот самый ответ:
– Девушка, на которую ты любуешься каждый вечер, когда смотришь на картину.
* * *
Элизабет сидела в такси, временами поглядывая в окно, мысленно отмечая знакомые места. Их было мало, только море и плантации винограда – это все, что осталось в памяти от прибрежного города Аликанте. Руки девушки мяли записку, от волнения пальцы то расправляли бумагу, то комкали снова. Временами Элиза разворачивала письмо, перечитывая текст. Она выучила его наизусть, но хотелось увидеть почерк.
Послание лежало на дне деревянного ящика, вместе с тем самым вином от Криса. Элизабет задумалась, вспоминая этикетку на бутылке: почти все пространство занимала копия ее картины, а выше было название – имя девушки, переделанное на испанский лад.
«Дорогая Элизабет!
Зимой ты вручила мне уникальный подарок.
В свою очередь я хочу преподнести тебе краски лета. Мой подарок будет единственным в мире, но одновременно он будет и в тысячах экземпляров для многих. Твое имя, напечатанное на бутылках с вином из сорта «изабелла», украшает самую уникальную этикетку.
