Хотя мой язык был постоянно занят им.
– Риз, – засмеялась я, отстраняясь, – здесь же люди кругом!
Он засунул руку мне под юбку, скрытую нашим общим пальто.
– И что? Вагон наполовину пуст. Никто не заметит.
Я оттолкнула его и испугалась, что он разозлится, но, к счастью и моему облегчению, Риз рассмеялся. Он был странным и отстраненным после той ночи в гараже – не сразу отвечал на мои звонки, а когда наконец перезванивал, говорил очень мало.
– Что случилось?
– Ничего.
– Я чувствую, что-то не так.
– Нет, все окей.
– Ты не очень-то многословен.
– Ну я же разговариваю с тобой.
Облегчение, которое я испытывала всякий раз во время его звонков, быстро сменялось нарастающим беспокойством, когда вешала трубку. Еще Риз стал отворачиваться от меня всякий раз, когда я подходила к нему для поцелуя в колледже, а после притворялся будто ничего такого не было. Иногда становился тихим и замкнутым, а иногда – вел себя так, будто ненавидел меня.
– С чего бы мне тебя ненавидеть? Ты же моя девушка, – рассудил он, когда я набралась смелости заговорить об этом.
На самом деле, это было ужасно – как стоять на ковре, который кто-то все дергает и дергает у тебя из-под ног, никак не давая обрести равновесие. А еще хуже, что этим «кем-то» был именно Риз, который притворялся, что ничего не происходит.
Но теперь уже нет. Ну, не в то потрясающее утро, когда мы мчались в Лондон. Он снова был самим собой, и снова со мной. Ковер отпустили. Риз поймал мой взгляд и посмотрел на меня так, словно я была лучшим творением человечества. «Это был просто такой период, – сказала я себе. – Посмотрите, как сейчас все замечательно».
Риз откинул мои волосы назад, чтобы поцеловать меня в шею.
– Ты в порядке, малышка? – спросил он. – Ты ведь не расстроена из-за этого дурацкого выступления в пабе?
Я слегка поморщилась от этого напоминания. Прошлой ночью у меня было выступление в пабе «Красный олень», и Риз с группой пришли поддержать меня. Я определенно нуждалась в этом. Концерт был ужасен. Я просто сидела на табурете в углу, распевая от души, пока все присутствующие набивали рты едой, не обращая на меня внимания. Потом появились какие-то распаленные фанаты и начали требовать Бон Джови, после чего освистали меня, почти доведя до слез.
– Это было действительно ужасно, не так ли? – спросила я.
Снова утешительные поцелуи.
– Ты хорошо справилась, учитывая, какое дерьмо творилось. Не понимаю, зачем они позвали тебя, если знали, что публика будет такой.
– Я все еще не могу поверить, что мы не в колледже. Раньше никогда не прогуливала.
– Не волнуйся. Это мой ранний рождественский подарок для тебя. Кроме того, тебе нужно взбодриться после вчерашнего.
Я вздохнула.
– Ты когда-нибудь задумывался, стоит ли музыка всего этого?
– Нет. – Он снова напрягся. – Я ни секунды в этом не сомневался.
Я покачала головой.
– Просто спросила.
– Эта индустрия попытается сломить тебя, – продолжал он, как будто варился в ней миллион лет. – Но ты должна быть сильной, Амели. Только по-настоящему талантливые и по-настоящему сильные справляются.
– Конечно, – кивнула я, – конечно.
Риз сделал глоток кофе и надвинул шляпу пониже. Я искала на его лице признаки того, что он снова собирается уйти от меня. Мой живот напрягся, как будто кто-то провернул в нем винт…
Ложная тревога. Он повернулся, одарил меня ясной улыбкой и наклонился за нежным поцелуем. Я почувствовала вкус его горького кофе во рту. Солнце било ему в лицо через окно, и он как будто сиял золотом. Мы были золотыми. Мир снова стал совершенным.
* * *
А теперь я стою подавленная рядом с туалетами и думаю о том, что сказала вчера Джоан.
– Итак, твой парень?.. – начала она.
– Бывший парень, наверное.
– Да, конечно. Извини. Ты говоришь, что все еще очень его любишь?
Я кивнула и проглотила готовое сорваться рыдание.
– Не могла бы ты рассказать мне немного о том, почему ты его любишь?
– Что вы имеете в виду?
– Просто судя по тому, что ты сказала, между вами было много чего. Даже до того, как вы расстались, наверняка происходили вещи, которые делали тебя несчастной…
Я не могла с этим спорить, пусть даже и хотела.
– …и поэтому было бы интересно немного порассуждать о том, что ты так любила в нем. – Она замолчала в ожидании.
– Ну, – начала я, хватаясь за соломинку, – он такой харизматичный! Все, кажется, вьются вокруг него. В этом есть что-то особенное.
Джоан не прищурилась, но и не выглядела убежденной. Поэтому я продолжила:
– И он действительно талантливый музыкант. Он очень много работает над этим.
Еще одна пауза.
– Он все время носит эти шляпы… – Я с нежностью рассмеялась. – Он просто хорошо выглядит, понимаете? Очень уверен в себе и умеет разговаривать с людьми.
Джоан кивнула. Ее это совсем не убедило. Она не озвучила свои мысли – но это можно было легко понять по ее виду.
– Спасибо, что рассказала, Амели. Могу я спросить, что тебе нравилось в том, как он с тобой обращался? Когда вы были вместе, что твой парень сделал такого, что заставило тебя почувствовать себя влюбленной?
– Ну, – начала я, погружаясь в приятные воспоминания как в теплую, уютную пижаму, – сначала он был самым потрясающим парнем на свете… – И я рассказала ей о нашем сказочном первом свидании; о том, как ты всегда провожал меня домой; как я никогда не сомневалась, что это любовь, ведь ты твердил мне об этом без умолку.
– А что потом? – настаивала Джоан. – Что потом могло заставить тебя полюбить его?
И вот тогда, Риз, у меня не нашлось ответа.
– Мы правда должны об этом говорить? – спросила я, пытаясь оттянуть время.
– Мы здесь для того и сидим: чтобы обсудить все, о чем ты хочешь поговорить, и изучить те стороны жизни, с которыми у тебя возникают трудности. Амели, – она подалась вперед, – ты сейчас страдаешь?
Знакомый комок подкатил к горлу; знакомое пощипывание в глазах предупредило о подкрадывающихся слезах.
– Да.
– Из-за этого мальчика?
Я молча кивнула, шмыгнув носом и снова натянув рукава кардигана до кончиков пальцев.
– Нет никакой «правильной» или «неправильной» причины для боли, – сказала Джоан. – Ты не можешь отбросить свои чувства, даже если считаешь их глупыми. Страдание есть страдание. И сейчас ты выглядишь именно как человек страдающий. Согласна?
