Белоснежный «молоток» стоял перед крыльцом коттеджа, алабаи бродили рядом. Один подошел к Максиму, старательно обнюхал его и отошел с дорожки на траву.
– Я тоже рад тебя видеть, – поприветствовал пса Максим, остановился на ступенях и прислушался. Пока все тихо, значит, Большаков либо ест, либо просто устал орать на подчиненных. Сейчас узнаем.
Начальник службы безопасности только что отужинал и допивал чай. На вошедшего в кухню Максима Большаков посмотрел с таким видом, словно увидел привидение.
– Ты чего? – выдавил он из себя. – Чего приперся? Тебе тут не ночлежка. Эй, кто пустил! – Но рык захлебнулся. Большаков подавился чаем и закашлялся.
– Вещи забрать пришел, – ответил Максим.
– Забирай и проваливай, – буркнул, отплевываясь, Большаков и перемешал ложечкой содержимое керамической лоханки.
– Спасибо. Только я вот чего не понял. Боброва – чего она деньги тогда жрать начала? С какого перепугу? – вспомнил вдруг оплывшую перекошенную морду Бобровой Максим. Сейчас директор интерната и начальник службы безопасности «Стройсервиса» показались ему отдаленно похожими, как дальние родственники.
– Вот именно что с перепугу, – не глядя на Максима, отозвался Большаков, – дура она, просто дура, тупая, трусливая и жадная. Хочет и денег загрести, и зад свой прикрыть одновременно. Она не разобралась, в чем дело, и начала жрать деньги, приняв ребят моих за ментов, а тебя – за одного из них, будто ты на «контрольную закупку» пришел. Потом-то она расслабилась, когда сообразила, что к чему, да тут ты Рыжикову страшилок понарассказывал, он и поплыл. Серега на благотворительности повернут, все грешки старые замолить пытается. Во все детдома области пожертвования шлет, будто ему это в рай попасть поможет. А тут решил в Робин Гуда поиграть, поговорил с кем-то, Боброву в тот же день за превышение полномочий забрали. Все теперь, в «Октябрьское» комиссий понаехало, даже из министерства кого-то принесло. Так что радуйся, – Большаков коротко глянул на Максима и сосредоточился на чашке с чаем.
– За превышение полномочий? В смысле, за убийство тридцати человек, за присвоение их средств и за растление малолетних? Но все равно спасибо, я очень рад. А про деньги Боброва сама тебе сказала? – вопрос остался без ответа. Большаков возился за столом и потянулся к банке с коричневым сахаром. Повторяться или настаивать Максим не стал, он прошел к мойке, остановился напротив Большакова и произнес негромко:
– Я чего пришел-то – мне с хозяином твоим поговорить надо. Я свою часть договора выполнил, теперь его черед.
– Какого еще договора? – поинтересовался Большаков и выхлебал из кружки остатки чая.
– Не твое дело, – отрезал Максим, – звони ему и скажи, чтобы сюда ехал. Я знаю, кто убил его дочь.
Большаков грохнул кружкой по столу и уставился на Максима, потом ухмыльнулся и взял лежащий перед ним на столе мобильник.
– Я-то позвоню, и он приедет, если его снотворным еще не накачали. И ты отдашь ему убийцу. Если нет – я тебя завтра утром сам закопаю на этом участке. Будешь цветочки удобрять. – Большаков нажал несколько клавиш, поднес телефон к уху.
– Серега, как ты? Приехать можешь, или лучше нам к тебе? Да тут гость наш тебя видеть хочет, говорит, что договор выполнил, и денег требует. Да, говорит, что знает. Понял тебя, ждем. – Большаков нажал «отбой».
– Повезло тебе, – обратился он к Максиму, – не спит еще и даже языком ворочает. Я тебе не завидую, честное слово. На кой черт тебе это надо, а? Ты давно бы уже мог…
– Хотел бы уйти, давно бы ушел, – перебил его Максим, – да вот подзадержался. Не могу я грязь спокойно видеть, а уж тем более за спиной у себя оставлять, не приучен.
– Так ты у нас как дворник, что ли? – коротко проржал Большаков. – Может, тебе метлу дать? Вернее, лопату, чтобы ямку себе выкопал, два на полтора. Я потом покажу, где именно. Кстати, тут езды до города минут пятнадцать всего, имей ввиду.
– Может, и дворник, а может и санитар, назови, как хочешь. Ты мне лучше вот что скажи – ты ведь мобильники Насти, ее украшения и телефон водителя в овраг выкинул, верно? Там, где от березы один ствол остался?
Большаков вылупил на Максима глаза, попытался что-то сказать, но лишь коротко хрюкнул и снова закашлялся. Он попытался заговорить, но Максим не дал ему произнести ни слова:
– А человека того, Андрея, ты изуродовал и на виду оставил, чтобы другим неповадно было рот раскрывать? Его пример – другим наука, я правильно понимаю? И как все причудливо переплелось – и он, и Настя, и водитель – все на одном пятачке. Прямо Бермудский треугольник, а не гаражи… – Максим едва успел шарахнуться в сторону, тяжелая керамическая кружка врезалась в дверцу стенного шкафа и грохнулась на пол. Следом полетела пепельница из толстого стекла, от ее удара в светлой деревянной дверце осталась глубокая вмятина. Большаков, как медведь, полез из-за стола, перевернул его, и Максим в самый последний момент успел убраться в сторону.
– Ты что? – ревел начальник службы безопасности. – Ты кому это говоришь?! Да я почти двадцать лет с ним, да я…
– Так гарантии ты получил или нет, я так и не понял. – Максим остановился у двери, глянул по сторонам. Как назло, поблизости нет ничего подходящего, даже самого паршивого завалящего кухонного ножа. Неприятная ситуация. Зато он на верном пути, надо продолжать в том же духе, тем более что до прибытия Рыжикова осталось меньше четверти часа.
– Какие гарантии, чего? – Большаков тоже остановился, сейчас он напоминал поднятого с лежки кабана. Секач уже понял, что дела его плохи, но все же решил продать свою шкуру подороже. И теперь присматривается к охотнику, выбирает – то ли бежать, то ли нападать.
– Безопасности, скорее всего, или оплаты, я думаю. Но, скорее всего, и то и другое вместе. Только причины пока не знаю – тебя шантажировали, угрожали или всплыли твои старые делишки? Что именно: конфетки? Двери? Дома, брошенные на нулевом цикле? Или ты просто решил подзаработать себе на безбедную старость?
Почему-то именно последние слова Максима толкнули Большакова вперед. Он молча ринулся на противника, прищурив и без того мелкие глазки, а короткие с проседью волосы на голове поднялись дыбом, как шерсть на собачьем загривке. Максим увернулся, отскочил в сторону и оказался у Большакова за спиной, но начальник охраны стремительно развернулся и вновь кинулся на Максима. Он оказался прижат к стене, с одной стороны мойка, с другой холодильник, впереди – перевернутый стол. Пора заканчивать эту корриду; странно, что охрана до сих пор не сбежалась. Или она выдрессирована появляться только на голос? Большаков уже опомнился от первого шока и нападать не спешил. Он остался у стены, расставил ноги, чуть нагнул голову и правой рукой уже тянулся к поясу под нависшим, обтянутым полосатой рубашкой брюхом. Максим ждать не стал, он пригнулся, бросился вперед, Большаков метнулся вбок, к двери и Максим услышал, как с коротким треском расстегнулась кобура под пиджаком начальника охраны. Следующим прыжком Максим оказался перед Большаковым, повернулся, выбросил руку по дуге вперед и вверх и вломил ему локтем в челюсть. Голова Большакова мотнулась в сторону, зубы лязгнули, он врезался виском в край дверцы стенного шкафа и опустил руки. Начальник охраны падал медленно, так, словно рушился гигантский айсберг. У Большакова сначала подогнулись колени, он рухнул на пол и грохнулся лбом об пол. Максим оседлал его, заломил противнику обе руки за спину и вывернул кисть его правой руки. Но несильно, а так, чтобы начальник охраны пришел в себя, но не потерял сознание от боли.
