И хрустальная бусина, вшитая в пёсий ошейник, нечаянно
бросила ей в зрачки лунный луч, отражённый чистыми гранями. Длилось это
мгновение.
* * *
Водные потоки действительно разделяют миры. Не всегда,
конечно. За ручьём – курице перелететь – совсем не обязательно начинается иной
мир. Но любой замечал, что на ТОЙ стороне и деревья лесные кажутся чуть-чуть не
такими, чем ЗДЕСЬ. И птицы, и звери. Не говоря уж о людях, которые там живут.
Не обязательно другой мир. Просто – чуть-чуть, а ДРУГОЕ…
Пёс долго бежал вдоль ручья, ища нужное место. И примерно
через версту достиг падуна: вода слитной толщей лилась через каменный край и
падала с высоты в три человеческих роста, дробясь о камни внизу. Оттуда, снизу,
слышался спокойный глухой гул и всплывали клочья тумана. Сюда люди из рода
Пятнистых Оленей ходили ловить таймень с чешуйчатыми боками, сияющими радугой
водопадов. Здесь пёс повернулся к ручью и с разбегу махнул через бегущий поток.
Прямо сквозь туман, клубившийся над водой. Мыш догнал его и на лету вцепился в
густую шерсть на загривке.
Если бы кто нашёл следы пса у деревни и надумал скуки ради
их попытать, он добрался бы только до этого места. След вёл вначале отсюда на
тот обрывистый холм и после обратно, замыкаясь в кольцо. И всё. Больше нигде
никаких метин. В том числе и на другом берегу.
Далеко-далеко, по ту сторону широкого моря, в это время шёл
дождь. Солнце, закатившееся над страной веннов, там только начало клониться на
запад. Время было ещё дневное, но Око Богов отграничивали от земли такие
тяжёлые и плотные тучи, что казалось – уже наступил вечер, вот-вот сомкнёт покров
темнота.
Вместо холмов и лесного ручья здесь были каменистые горы,
начинавшиеся прямо из волн. Они поднимались над поверхностью сперва малыми
островками. Голыми скальными костями, обглоданными ветром и морем. Волны
закипали у их подножий и легко перекатывались через макушки. Ближе к матёрому
берегу островки делались выше и одевались в свежую зелень. Потом выходили на
сушу и становились отрогами горного хребта. В мокром сумраке не разглядеть было
вершин. Тучи просто упирались в горные кручи и висели на месте, изливаясь
дождём. На высоких перевалах царил холод, там вместо дождя сыпался густой снег.
Прояснится небо – и горы снова предстанут в белых плащах. Такая уж здесь бывает
весна.
Берег восставал из моря десятисаженным обрывом. Ветра
особого не было, но у подножия скал тяжело и грозно ревел накат. Где-то далеко
бушевал шторм, раскинувший косматые крылья от Тар-Айвана до Аланиола.
Отголоски, докатывавшиеся до западных берегов океана, вселяли трепет. Чёрные
громады одна за другой надвигались на берег и с громом и грохотом превращались
в облака брызг. Брызги плотной стеной взвивались над утёсистой кручей, и ветер
уносил их в глубь страны, перемешивая с дождём…
За грядой островов матёрый берег отступал, выгибаясь
исполинской подковой. Там рвались на ветру огни четырёх маяков, питаемые
земляным маслом и не боящиеся дождя. Маяки указывали кораблям путь в гавань.
Летящая мгла почти не давала разглядеть город, только сторожевые башни
угадывались вдалеке. Город носил звучное и красивое имя: Тин-Вилена. Младшая
Сестра, как ещё называли.
На оконечных скалах мыса было безлюдно. Сюда и при ярком-то
солнце мало кто забредал, тем более ныне – кто в своём уме будет зря терпеть
холодную сырость, легко проникающую сквозь кожаный плащ, сквозь стёганую
телогрейку?.. Оттого некому было заметить, как в некоторый миг через кромку
утёса взвились особенно плотные клочья пены и брызг… Когда же ветер утащил их
прочь и развеял – стало видно, что прочь от моря бежал большой серый пёс. И у
него на загривке, зябко и недовольно нахохлившись, сидела летучая мышь.
А глаза у пса были такие, каких у собак не бывает.
Серо-зелёные. Человеческие.
* * *
Когда этот человек приходил в Тин-Вилену и появлялся в
«Белом Коне», вышибала при входе кланялся ему в пояс, а корчмарь Айр-Донн
каждый раз пытался отказываться от денег за еду и питьё:
– У меня и так весь твой заработок лежит, Волкодав. Я
его в оборот пускаю и богатею с того. И ещё ты мне за что-то будешь платить?
Человек по имени Волкодав только усмехался. Молча оставлял
деньги и уходил. Айр-Донн возмущался, воздевал руки и сквернословил, поминая
божественные копыта Трёхрогого. Он был из восточных вельхов и на заморской
чужбине хранил обычаи родины со всем упорством и рвением, которыми славится его
племя. Одна беда – нашла коса на камень. Волкодав тоже родился за морем. И
добро бы в каком праведном месте, населённом покладистым и тихим народом, а то
– в диких веннских лесах. Сиречь упрямец уже вовсе непроходимый. Хуже всякого
вельха.
В этот дождливый, бессолнечный день корчма Айр-Донна
наполнилась раньше обычного. Скверная погода поневоле загоняет под крышу, и в
особенности – к тёплому очагу, к доброй выпивке и еде. Тем и другим «Белый
Конь» был в городе славен. Сюда охотно шли горожане, сюда шумно вваливались
мореходы, отвыкшие в долгом переходе от свежих человеческих лиц. Особенно –
женских.
– Пива, красавица! И не этой аррантской бурды, которую
зачем только из-за моря везут! Местного подавай!..
– И курочек пару! Да побольше соуса, соуса!..
– А сама к нам, красавица, не присядешь? Некогда тебе?
Ну, беги…
Служаночки в самом деле бегали, как настёганные. Складывали
в поясные кармашки позвякивающие монетки. Стряпухи на кухне угорело метались от
жаровни и сковородок к земляной печи и от неё к пузатой коптильне.
Все мы, братишка, кто поздно, кто рано,
Сгинем в холодных волнах океана.
В кои-то веки добравшись на сушу,
Как тут в трактире не выплеснуть душу?
Ну-ка, подруга, пивка на полушку,
Да пощедрее наполни нам кружку!
Пусть оно в глотки потоком прольётся —
Выпьем за тех, кто уже не вернётся.
Выпьем за пахарей сумрачной пашни,
Кто разворачивал парус бесстрашно,
Кто навсегда у подводного Бога
Загостевал в Его мокрых чертогах.
Поздно ли, рано ли – все под волнами
В круг соберёмся за теми столами…
Волкодав появлялся всегда поздно. Но, как бы ни была набита
корчма, у Айр-Донна для него непременно находилось местечко. И мисочка свежей
сметаны. Тот её очень любил, а вельх чуть не единственный в Тин-Вилене умел
готовить это чужеземное лакомство.
Сегодня венна почему-то всё не было видно, и корчмарь
косился на дверь. Он знал: служба у Волкодава была такая, что не позавидуешь.
Жрецы Богов-Близнецов шуток не шутят.
Вышибалой у Айр-Донна стоял крепкий темноволосый нарлак. В
кожаных штанах и, как полагалось молодому мужчине его племени, при кожаной
безрукавке. Несмотря на промозглый вечер – на голое тело, чтобы всякий мог
оценить и презрение к холоду, и красивые точёные мышцы. Страна нарлаков тоже
лежала очень далеко. Но такова была Тин-Вилена: населяли её почти сплошь
выходцы из-за моря. И недавно приехавшие, и родившиеся уже здесь.
