Он обвёл взглядом учеников, и чернокожий Урсаги очень тихо
сказал:
– Поживём – увидим…
Парни стали смеяться, а Волкодав покачал головой и добавил:
– Может, к тому времени на обоих берегах поумнеют. И
выстроят наконец мост…
Он всё же выставил с урока обоих наказанных. Ему очень
хотелось пожалеть их и позволить остаться, велев читать книгу Зелхата на
досуге, по вечерам. Но, поразмыслив, он не стал отступать от произнесённого
решения, ибо знал по себе, как расхолаживают поблажки. «Что такое месяц? –
говорила, бывало, госпожа Кендарат. – Запомни, малыш: впереди вечность…»
Бергай с Сурмалом поклонились Наставнику, изо всех сил блюдя
ту особую гордость, какая порой бывает присуща злодеям, изобличённым и уходящим
на казнь. Глупые. Нет бы сообразить, что и это тоже урок. Допустим, приказал бы
я вам каждый день наносить тысячу ударов деревянным мечом… Саккаремец с
халисунцем покинули внутренний двор, миновав каменную арку, увитую плющом и
осенённую с той стороны дивными образами Близнецов. Волкодав проводил учеников
глазами. Они шагали рядом, но пока ещё не вместе. Тот и другой подчёркнуто
держался сам по себе. Им только предстояло строить свой мост. Узенький
мостик, – пройти с каждой стороны всего-то одному человеку… Волкодав почти
не сомневался, что они справятся. Может, это и было то главное, чего ради
прозорливая судьба их обоих закинула через океан, на другой материк. Знакомый
враг всяко родней откровенного чужака, а в дальней стране за морем – подавно!
А ведь реке можно уподобить не только племя или страну, но и
отдельного человека, уже возвращаясь мыслями к кан-киро, подумал он напоследок.
Наступает день, и жизнь вдруг меняет русло, да так, что ещё вчера нипочём не
поверил бы. Или, наоборот, начинает год от году, исподволь, менять берега… пока
однажды ты не спохватишься и не обнаружишь, что ничего не можешь узнать.
Вспоминаешь себя прежнего – и остаётся только руками развести: да полно, я ли
то был?.. И ведь верно, – я ли пришёл сюда три года назад? Не я нынешний,
это уж точно. Думал ли я тогда, что однажды начну прибегать к словесному
вразумлению? Я тогда только мечом умел да руками. А засаживать полуграмотного с
неграмотным за учёную книгу… стихи им читать? Ох, нет. Я тогдашний, наверное,
по-другому им взялся бы правду духа показывать… без слов. И кто знает, какой
путь верней?
Волкодав хотел уже продолжать урок, так нежданно
прервавшийся в самом начале, но тут вперёд вышел Волк. И Наставник мгновенно
понял, ЧТО было на уме у его лучшего ученика. Даже прежде, чем парень успел
открыть рот. Потому что сквозь спокойную уверенность на лице Волка казала себя
совсем другая, обречённая уверенность: «Если я не решусь на ЭТО прямо сейчас,
то не решусь уже никогда!»
И всё-таки его внутренняя сила истекала ровно и мощно, как
никогда прежде. Выходя вперёд, он не покраснел, не побледнел, не покрылся
жаркими пятнами, что обычно случается с молодыми, вздумавшими отважиться на
немалое дело… Волкодав поневоле вспомнил себя в возрасте Волка. Ему тоже не
было свойственно подобное, но, как сам он думал, не благодаря духовному
возвышению, а просто оттого, что особо нечего было терять. Он ведь не к
почестям стремился, даже не похвалу строгой Наставницы зарабатывал, –
она-то, Наставница, как раз и пыталась его отвести от задуманного, да не
смогла… Он просто совершал то, ради чего одиннадцать лет длил свою никому не
нужную жизнь… О чём тут было волноваться?
И вот теперь – Волк…
– Избранный Ученик Хономер, – очень ровным,
прямо-таки будничным голосом проговорил молодой венн, но отчего-то его было
одинаково хорошо слышно в каждом уголке двора. Он назвал Хономера Избранным
Учеником. Не «братом», как обычно. Он употребил его титул, титул предводителя
жрецов этого храма, и Волкодав окончательно понял, что не ошибся. А Волк
продолжал: – Пора тебе, Хономер, выгнать Наставника, который учит совсем не так
хорошо, как следовало бы. И нанять меня вместо него!
Три года назад, когда Волкодав произнёс почти те же слова,
добиваясь поединка с Матерью Кендарат, ему пришлось доказывать своё мастерство.
Для начала он расшвырял стражников, изготовившихся выкинуть его за ворота, а
потом победил лучшего ученика госпожи. Лучшим учеником в те годы был Хономер.
Молодой жрец даже полагал, что сам может уже кого-то учить, и воображал, будто
Братья, прославленные в трёх мирах, ниспослали ему особенный дар, пожелав
сделать его Своим возлюбленным воином. Время всё расставило по местам… Хономер
не был бы Избранным Учеником, если бы не умел смотреть на вещи трезво, не
замыкаясь в скорлупе греховной гордыни. И он осознал – как ни ранило это его
самолюбие, – что стал крепким бойцом, но не более, и уже не поднимется
выше. Не бывать ему не то что Воином Богов – не сделаться даже Наставником, о
котором будут долго вспоминать люди… Другая столь же обидная, но не подлежащая
отмене истина состояла в том, что Волк, начавший учиться кан-киро гораздо позже
Хономера, тем не менее давно уже во всём его превзошёл. Когда на уроках они
оказывались друг против друга, Хономер ничего не мог противопоставить молодому
язычнику. Так же, как когда-то – самому Волкодаву…
Или почти так же.
И оттого Хономер не стал тратить время, придумывая Волку
какие-то дополнительные испытания.
– Наш храм, – сказал он весело, – скоро
уподобят последнему среди городских кабаков! Там, как мне доводилось слышать от
сведущих людей, вышибалы сменяют один другого, выясняя в поединке, который
сильней. Теперь и у нас, я смотрю, зарождается сходный обычай. Что ж! Если нас
будет наставлять лучший, мы только скорее приблизимся к истинам кан-киро.
Принимаешь ли ты, Волкодав, вызов этого человека?
Волкодав медленно кивнул:
– Принимаю.
И, по-прежнему не торопясь, принялся развязывать ремешки,
стягивавшие его косы. Так поступали воины племени веннов, готовя себя к
величественным и грозным деяниям, требующим полного сосредоточения. И полного
отрешения от обыденности жизни. Волк повторил движение Наставника с едва
заметной задержкой – стороннему глазу показалось бы, что расплетать волосы они
принялись одновременно.
Но вот что странно, как бы со стороны думалось Волкодаву.
Когда на меня собираются нападать, я издалека вижу тянущееся ко мне красное
пламя угрозы… В том числе со спины и даже сквозь стену. Что же случилось
теперь? Почему от Волка ничего подобного не исходит? Может, дело в болезни,
поразившей меня?..
Он решил проверить себя и покосился на Хономера. От движения
глаз всё кругом начало плыть, но венец недоброжелательства, трепетавший кругом
жреца, никаких сомнений не оставлял. Волкодав ненадолго прикрыл глаза. Всё было
как всегда. Даже при неглубоком сосредоточении он отлично чувствовал учеников.
Кто-то отчаянно переживал за него и желал выскочке Волку остаться без рук и без
ног, а заодно и без головы. Кого-то – это касалось новичков – просто снедало
жгучее любопытство. А ещё у одного разболелся живот, так что исход поединка его
заботил всего менее…
Что же касается Волка – его Средоточие лучилось ровно и
светло, как у человека, постигшего высшую правду служения. Неужели и госпожа
Кендарат ощутила нечто подобное, когда я оспорил у неё место Наставника? Что
изменилось в тебе нынче ночью, мой ученик?.. Ещё вчера ты был совсем не таким…
И что видишь ты сам, когда обращаешь на меня духовное око?..
