Хотя злобный Хёгг, враг Богов и людей, каждый день терзал
его искушением…
Аптахар смаковал последние капли напитка и как раз пришёл к
выводу, что ныне медовуха удалась ему замечательная, – когда сверху
послышался голос парня, прозванного Рысью за остроту его глаз. Рысь был ещё и
невысок ростом, и его, лёгкого, без труда подняли на верёвке на мачту: пусть-ка
оглядится вокруг. Посулили чашку добавки, если высмотрит что занятное.
Последний берег скрылся три дня назад, мореходы скучали. Рысь повертел головой
в тёплой шапке… и почти сразу торжествующе заорал:
– Парус! Парус справа в-пол-четверти!..
Его крик был полон того яростного ликования, которое
наполняет душу воителя, чающего впереди битву. С кем, за что – велика ли
важность! Главное – испытать доблесть свою и врага, радуя Отца Богов,
взирающего с небес. Длиннобородый Храмн от века ссорит вождей, забирая
достойнейших в Своё воинство. Он принимает тех, кто верно следовал за боевым
кунсом, ища ему и себе славы, и наконец сложил голову, снискав восхищение
друзей и врагов.
Когда дед Аптахара был молодым воином, он встречал много
таких храбрецов. А кого не встречал сам, о тех был наслышан. Он без устали
рассказывал об их подвигах сперва сыновьям, потом внукам. И всё ворчал, сетуя,
до какой степени оскудел нынешний мир. Люди, носившие мечи во дни дедовой
молодости, помышляли больше о чести, а теперь стремились только к добыче… Внуку
не годится оспаривать мнение деда, но Аптахар всё косился на вождя,
привставшего на корме, и в который раз решал про себя: если старик сейчас
смотрит из небесных чертогов – то-то небось гладит сивую бороду от радости за
него, Аптахара. Ибо на «косатке» у Винитара то ли воскресли, то ли просто не
кончались времена, которые принято называть легендарными. Молодой кунс ни дать
ни взять ощутил Аптахаровы мысли. Он поднялся на ноги и сказал так, чтобы
слышали все, и ветер, гудевший в снастях, не смог заглушить его голоса.
– Мы сойдёмся с этим кораблём и узнаем, кто они и
откуда. Если друзья, мы с ними обменяемся пивом. Если купцы, мы проводим их и
проследим, чтобы никто не обидел…
«И они серебром оплатят нашу защиту, – подумал Аптахар
с предвкушением. – Или товарами, которые везут продавать…»
– …а если враги, – довершил кунс, – мы снимем
с борта щиты и узнаем, чей меч лучше наточен.
Айр-Донн начал уже тревожиться, успев решить, что Волкодав
нынче вечером к нему не зайдёт. Но вот один из посетителей, расплатившись,
открыл было наружную дверь… и невольно шарахнулся назад, прижав рукой шапку, а
завсегдатаи «Белого Коня» дружно засмеялись. Потому что снаружи, из мокрых
сумерек, едва не чиркнув выходившего по голове, стремительно и нетерпеливо
влетел крылатый зверёк. Он очень не любил сырости – и, если уж не удавалось
совсем её избежать, стремился как можно скорее вернуться в тепло. Летучая мышь
пронеслась под потолком, роняя с чёрных крыльев капельки влаги, и уверенно
опустилась на стойку. Маленький охотник знал, что здесь его ждёт угощение. За
последние три года он ни разу не обманулся в своих ожиданиях. Вот и теперь
Айр-Донн, улыбаясь, налил в особое, нарочно отведённое блюдечко немного молока
и начал крошить хлеб. Мыш жадно шевелил носом, следя, как готовилось его
любимое лакомство.
– Не сердись на него, почтенный, – сказал человеку
в шапке мужчина, вошедший с улицы следом за зверьком.
Айр-Доннов посетитель отмахнулся:
– Да ладно тебе.
И вышел за дверь, а хозяин зверька отряхнул кожаный плащ и
направился к стойке. В отличие от своего крылатого спутника, ничего особенного
он собою не представлял. Особенно здесь, в Тин-Вилене, где можно было встретить
сыновей и дочерей всех народов земли. Ну и что, что сломанный нос и шрам во всю
левую щёку? Не красавец, конечно, и притом сразу видно, что нрава не особенно
мирного, – но в корчме у Айр-Донна иной раз веселились молодцы,
разрисованные ещё и похлеще. Мужчина был рослый, костлявый, широкоплечий, с
длинными, густо побитыми сединой волосами, потемневшими от дождя. Волосы были
заплетены в две косы, перевязанные ремешками. На том, что справа, висела
одинокая хрустальная бусина, закреплённая узелком.
– Здравствуй, Волкодав, – сказал ему Айр-Донн.
Тот отозвался:
– И тебе поздорову.
Корчмарь пододвинул ему большую дымящуюся чашку и спросил:
– Как уноты
[4]
?
Вот уже три с лишним года человек по имени Волкодав обучал
жрецов Богов-Близнецов и их наёмников замечательному воинскому искусству,
именуемому кан-киро. Всё это время Айр-Донн сочувственно выслушивал жалобы
учеников. Их Наставник был самодуром и живодёром, и оставалось только гадать,
за какие прегрешения судьба послала его парням в наказание вместо прежней
Наставницы, всеми любимой Матери Кендарат… «Белый Конь» пользовался заслуженной
славой, а сам вельх, как и всякий успешный содержатель корчмы, умел очень
хорошо слушать. Жёны жаловались ему на мужей и мужья – на жён, и находили в том
облегчение. Да к тому же все знали, что Айр-Донн не станет наушничать. Ему
никогда не плакался на суровость Наставника только один парень. Да он, правду
молвить, и в «Белом Коне» почти не показывался.
– Ученики, – проговорил Волкодав. – Один вот
на днях уезжает.
– Да? – удивился хозяин. – Это кто же?
– Шо-ситайнец… Винойр.
Айр-Донн сразу припомнил улыбчивого меднокожего парня.
Светлые волосы, чуть раскосые голубые глаза… лёгкое цепкое тело прирождённого
всадника. Если бы у почтенного вельха была ещё одна дочь, он не раздумывая
выдал бы её за Винойра. Вслух он сказал совершенно иное:
– Ты не называл его самым способным учеником.
И выставил мисочку заботливо приготовленной сметаны. Венн благодарно
кивнул:
– Он уезжает не потому, что стало нечему учиться.
– Я слышал, – заметил Айр-Донн, – Хономер так
и не уговорил парня встать на путь Близнецов. Не в этом ли причина?
Хономером звался молодой жрец, достигший, несмотря на свой
возраст, очень высокого сана. Всё и вся подчинялось ему в храмовой крепости,
стоявшей на холме близ Тин-Вилены. И даже недоброжелатели были уверены, что
когда-нибудь на священном острове Толми будет новый властелин. По имени
Хономер.
– Он не очень и старался, – сказал Волкодав. И
замолчал. Годы дружбы с Айр-Донном не прибавили ему разговорчивости.
– Вот как? – удивился корчмарь.
Венн усмехнулся:
– Из Винойра жрец-воин, как из меня танцовщица.
– Это верно, – согласился Айр-Донн.
На Островах испокон веку было принято шить паруса из кож или
тканей, окрашенных яркими красками, не облезающими от морской сырости и яркого
солнца. Причин тому имелось самое меньшее две. Лето с его буйством цветов в
стране морских сегванов всегда было коротким, а после нашествия Ледяных
Великанов стало уже совсем мимолётным. Большую часть года человеческий глаз
видел только белое с серым да ещё чёрное. Оттого мастерицы, украшая одежды, не
жалели ниток для яркого цветного узора; оттого обитателя Островов за версту
нельзя было спутать с собратом по крови и языку – жителем Берега. Как уж тут не
раскрасить обширное полотнище, которому судьба судила реять под серым небом,
над серыми волнами! Пусть скорее заметят родичи и друзья, ждущие на берегу.
Пусть обретёт надежду терпящий бедствие: помощь близко, держись! Пусть и враги
увидят этот парус, раздуваемый ветром, точно яркий боевой флаг. Пусть они
знают: здесь их никто не боится…
