«Не будет ли против твоего сердца, если я стану понемногу
учить твоего сына разным умениям, которыми обладаю?»
Кунс передёрнул плечами:
«Учи или не учи, как сам хочешь».
Знать бы Людоеду, что таким образом его сын приобрёл самого
первого и самого верного сторонника, за которым чуть позже потянутся и другие.
Его, вождя, боевые побратимы, лучшие, проверенные воины. И ведь тогда уже можно
было предвидеть, что спустя годы они уйдут от него за Винитаром, – уйдут
сухим путём на службу в далёкую страну Велимор, а он, их былой кунс, останется
в недавно построенном замке почти с одними наёмниками…
Сегваны напряжённо смотрели вперёд, ожидая, чтобы в розово
горевшем тумане вот-вот проступила неясной тенью тёмная громада берега. Или,
что было, пожалуй, вероятнее, – край ледника, успевшего окончательно
поглотить сушу и выдвинуться в море. Но всё произошло так, как почти всегда
происходит, когда напряжённо ждёшь чьего-нибудь появления и до рези под веками
глядишь на дорогу, высматривая вдалеке облачко пыли. Всё равно вздрагиваешь,
когда оно наконец появляется. Или что-то отвлекает тебя, или просто
прижмуриваешь уставшие глаза, смаргиваешь слезу, и, взглянув снова,
обнаруживаешь, что долгожданный человек почти уже рядом – возник, точно по
волшебству…
Морской туман – или нижний край облаков? – расступился
впереди так внезапно, словно кто-то резким движением рассёк и раздвинул тяжёлую
войлочную завесу. И Волкодав сразу понял, почему родина Винитара называлась
островом Закатных Вершин. Остров был виден весь целиком – клочок каменистой
суши едва ли десятка поприщ в поперечнике. Обрывистые берега круто вздымались
из моря. Чуть выше береговых утёсов виднелась плотная выпуклая шапка то ли
льда, то ли снега, издали поди разбери. Восточный скат её прятался в синеватой
тени, озарённый лишь отсветом облаков, западный терялся в сплошном сиянии. И
надо всем господствовал крутой и высокий горный кряж с тремя могучими
вершинами, скошенными к северо-западу. Тучи, клубившиеся над морем, едва
доходили каменным исполинам до плеч, а головы их кутали вечные снега, имевшие
больше отношения к небу, нежели к земле, и было ясно, что созерцать горы
следовало именно на закате, причём единственно оттуда, откуда подходил корабль
Винитара. Заоблачные ледники полыхали огнём, почти нестерпимым для зрения и
разума смертных, простое лицезрение этой красоты казалось чуть ли не
святотатством. Некий неуют поселялся в душе – уж не довелось ли подсмотреть
нечто, созданное Богами только для Их глаз?.. «Косатка» целилась носом на
средний зубец с точностью стрелы, выпущенной мастером лука, и у Волкодава
невпопад стукнуло болезненно сжавшееся сердце. Три горы родного острова
Винитара мучительно напомнили ему… он не сразу сообразил ЧТО…
В отличие от венна, у мореплавателей скоро возобладала
рассудочность, присущая многоопытным корабельщикам. Очнувшийся от заворожённого
созерцания Волкодав услышал разговоры сегванов – сперва звучавшие вполголоса,
потом и совсем громко.
– Смотри-ка, – сказал вождю Аптахар. –
Ледяной великан не дотянулся до моря!
Кунс ответил:
– Значит, правы были те, кто надеялся на тёплое
течение, испокон века снабжавшее нас рыбой.
– Не очень похоже, однако, чтобы на острове по-прежнему
были пахотные поля, – подал голос один из молодых комесов.
– Ну и что? – оглянулся Аптахар. – Прожили бы
и без них. Рыбы в море полно!
– И скот кормили бы тресковыми головами, только не до
новой травы, как раньше бывало в голодные зимы, а круглый год, –
пробормотал дерзкий Рысь.
– Я больше привык к молоку, не сдобренному запахом
рыбы… – поддержал Гверн.
– Не мы принимали решение уходить, и не нам оспаривать
его годы спустя, – сказал вождь. – Да и не затем мы явились сюда,
чтобы выяснять, правильно или нет поступили наши отцы. Отрезанного ломтя не
приставишь назад: наша судьба на Берегу, и этого уже не перекроить заново.
Поклонимся же родной земле за то, что дождалась нас, не поспешив схоронить себя
под покровами льдов. И попросим прощения за отцов, бросивших её на произвол
великанов.
Аптахар молча опустился на колени. Комесы, занятые со
снастями, склонили головы. Волкодав с некоторым удивлением обнаружил, что
последовал их примеру. И лишь запоздало осознал, что кланялся вовсе не острову
Закатных Вершин.
Точно так, как теперь, он опустил глаза, мучительно
заслезившиеся от нестерпимого закатного света, когда, пропутешествовав по
Беловодью, взошёл на знакомые-незнакомые холмы над Светынью – и на тропе
встретил женщину в веннской понёве, нёсшую ужин кузнецу.
Точно так, как теперь, он поклонится ещё один раз… Когда
увидит перед собой… Он только сейчас уразумел – ЧТО. О том, когда это
произойдёт, было покамест рано загадывать. Волкодав вспомнил своё намерение
вернуться в беловодский Галирад, в дом Вароха, Тилорна и Ниилит… своё
недоумение, зачем он нужен там, в этом тёплом и дружеском, но всё-таки не
родном доме… свои гадания, как жить-быть дальше… И усмешка тронула его губы.
Усмешка невесёлая и кривая, но всё-таки успокоенная. Всё вставало на место.
Знание, безмолвно томившееся на задворках души, обретало внятные черты.
Но почему судьбе оказалось угодно, чтобы последним толчком к
пониманию оказались именно три вершины, сгорбившиеся над островом Людоеда?..
…А мореходы, очень обрадованные, что будут причаливать не к
ледяному обрыву, а к настоящей земле, уже высматривали на берегу знакомую
бухту. Старшие комесы и сам вождь быстро обнаружили приметные скалы, и Рысь
мастерски провёл между ними «косатку». Корабль уронил парус и, исчерпывая
разгон, прочертил окованным форштевнем спокойную, не тревожимую никакими бурями
воду под защитой утёсов.
– Раньше здесь всюду был лес… – еле слышно
пробормотал Аптахар. – А теперь даже мха не видать…
Больше никто не произнёс ни слова.
«Косатка» подошла к единственной полоске песка, видневшейся
между двумя отвесными стенами, и настолько плавно ткнулась в неё грудью, что
толчок вышел едва уловимым.
Кунс Винитар, сидевший на одной из носовых скамей, сам
продел сквозь гребной люк длинное весло и бережно опустил лопасть на песок.
Перешагнул борт – и сошёл на берег так, как было принято у его праотцов,
возвращавшихся из походов. Оказавшись на суше, он первым долгом припал на
колено и коснулся ладонью смёрзшегося песка: «Вот я и дома…»
После этого на берег перекинули уже обычные мостки, и
морская дружина друг за другом ступила на остров Закатных Вершин. Воины
Винитара, даже самые молодые, никогда здесь не бывавшие, сдержанно
переговаривались, гладили холодные камни и нюхали воздух, словно он здесь
чем-нибудь отличался от веявшего над морем. Старик Аптахар плакал и не скрывал
слёз. Последним твердь под сапогами ощутил Волкодав. Никто ему ничего не сказал
и не стал удерживать на корабле.
Избранный Ученик Хономер не любил роскоши. И в особенности
такой, которая расслабляет и изнеживает человека телесно, мешая тем самым
достигать напряжения духа, необходимого для общения с Небесами. Даром ли во все
времена и у народов всех мыслимых вер главные откровения вручались почти
неизменно людям гонимым, нищим, страдающим? Когда тело снедаемо тяготами и
трудами, молитва обретает особую силу. И, наоборот, мало кто достигал святости
в сытой жизни среди подушек и мягких ковров. Поэтому Хономер позволял себе
очень мало сна, да и то на ложе из голых досок, прикрытых лишь шерстяным
жреческим плащом, и даже в холодную погоду не слишком-то баловал своё тело тёплой
одеждой. И люди, приходившие к нему в крепость и допущенные в покои, где он
предавался занятиям, неизменно поражались суровой простоте обстановки,
говорившей о прямо-таки подвижническом воздержании.
