– Да. Колено отключилось. Болит от бега.
Он поднял взгляд, когда Избранная подошла к нему. Ее белая
мантия сияла на фоне темного ковра, резонируя с золотым убранством фойе.
Чувствуя себя полным придурком, когда Лейла потянулась к
нему, он попытался сам подняться на ноги… только для того, чтобы провалить
попытку.
– Я, эм… предупреждаю, я вешу много.
Она взяла его руку своей прелестной ладонью, и Куин с
изумлением обнаружил, что его пальцы тряслись, пока он принимал ее помощь. Он
также удивился, что поднялся на ноги в один прием.
– Ты сильная, – сказал он, когда ее рука
скользнула вокруг его талии, удерживая его в вертикальном положении.
– Мы пойдем вместе.
– Прости, я весь мокрый.
– Я не возражаю.
На этом они закончили с разговорами. Двигаясь медленно, они
осторожно преодолели лестницу и направились в коридор второго этажа, затем, ковыляя,
миновали всевозможные двери, которые были блаженно закрыты, кабинет Рофа.
Комната Тора. Блэя… не смотреть на нее. Спальня Сэкстона… не врываться внутрь
и не вышвырнуть пинком кузена из окна. Комната Джона Мэтью и Хекс.
– Я открою дверь, – сказала Избранная, когда они
остановились у его спальни.
Из-за его размеров им пришлось повернуться боком, чтобы войти
внутрь, и Куин был рад, когда Лейла закрыла дверь за ними и отвела его к
кровати. Никому не нужно знать, что происходит, и велики шансы, что Избранная
купится на маленькую «царапину».
Он планировал сесть. Но в секунду, когда Лейла отпустила
его, он рухнул на матрас, растянувшись как приветственный коврик. Осмотрев свое
тело вплоть до кроссовок, он удивился, не обнаружив припаркованной на нем
тачки. Не Приус,
конечно же. Скорее гребаный Шевроле Тахо.
Неважно, хоть Субурбан.
– Эм… слушай, ты можешь взять кожаное пальто? У меня
там протеиновый батончик.
В районе двери раздался звон металла по фарфору. А потом
повеяло чем-то вкусным.
– Господин, может вам понравится этот ростбиф?
Его желудок с силой сжался, словно кулак.
– Боже… нет…
– С рисом.
– Просто… один батончик….
Тихий треск предполагал, что Лейла убрала поднос, и секундой
спустя Куин не просто втянул аромат приготовленной Фритцем пищи.
– Остановись… стоп, боже… – Он бросился вперед,
навис над мусорной корзиной, его охватили рвотные позывы. – Только не…
еда…
– Вам нужно поесть, – донеслась удивительно твердая
реплика. – И я должна покормить вас.
– Не смей…
– Вот. – Вместо куска мяса или риса ему протянули
маленький кусочек хлеба. – Давайте. Вам нужна еда, господин. Так сказал Джон
Мэтью.
Рухнув на подушки, он приложил руки к лицу. Сердце в груди
прыгало как сумасшедшее, и на каком-то неясном уровне он осознал, что может
убить себя, если продолжит в том же духе.
Забавно, мысль оказалась не столь плохой. Особенно когда
лицо Блэя встало перед глазами.
Такой красивый. Очень, очень красивый. Казалось глупо и
по-бабски называть так парня, но таковым он был. Проблемой были его гребаные
губы… потрясающие, мягкие. А может глаза? Такие охренительно голубые.
Он бы с удовольствием поцеловал эти губы. Смотрел, как глаза
сходят с ума от желания.
Он мог стать у Блэя первым… и единственным. Но вместо этого?
Его кузен…
– О, Боже… – простонал он.
– Господин. Поешьте.
Бессильный противостоять чему-либо, он сделал, как ему
велели, открыл рот и принялся машинально пережевывать, медленно глотать сквозь
сухую глотку. А потом все по новой. И снова. Углеводы утихомирили очаг
землетрясения в его желудке, и быстрее, чем он мог себе представить, он
задумался о чем-то более существенном. Однако следующим пунктом меню стала вода
в бутылке, которую Лейла держала, пока он делал маленькие глотки.
– Может, нам стоит сделать перерыв, – сказал он,
откладывая в сторону следующий кусочек хлеба на случай, если волна вернется.
Перекатившись на бок, он почувствовались, как ноги сжались
вместе, осознал, что рука лежала на груди немного иначе… грудных мышц стало
меньше. Шорты для тренировок Найк стали мешкообразными в районе талии.
Он нанес себе столько вреда за семь дней.
В таком темпе он еще долго будет не похож на себя.
Черт с ним, он уже изменился. Как заметил Джон Мэтью, он не
только обкорнал голову, но также снял пирсинг из брови, нижней губы и дюжины
сережек из ушей. Их судьбу повторили кольца в сосках. Он оставил штангу в языке
и хрень ниже пояса, но все визуальное исчезло, навсегда, навечно.
Он сам себе опротивел по многим параметрам. Ему осточертело
нарочно строить из себя белую ворону. Он устал от репутации шлюхи.
И больше не собирался бунтовать против шайки трупов. Да ради
бога, ему не нужен какой-то мозгоправ, чтобы понять психологию, которая
вылепила его: его семья всегда была образцово-идеальной, консервативные
аристократы Глимеры… и наказанием им стал бисексуальный, упертый кобель с
гардеробом гота и фетишом на пирсинге. О, сколько из этого дерьма было присуще
именно ему, а сколько бунтарю с разноцветными глазами?
Кем он был на самом деле, черт подери?
– Еще? – спросила Лейла.
Ну, это был вопрос.
Когда Избранная снова вооружилась багетом, Куин решил
прекратить эту чушь. Открыв рот, он, словно птенец, принялся за чертов хлеб.
Еще и еще. И потом, будто читая его мысли, Лейла поднесла к его губам кусочек
ростбифа на серебряной вилке.
– Давайте попробуем это, господин… но жуйте медленно.
Держи карман шире. Смертельный голод мгновенно стал сутью
всего, и Куин накинулся на мясо, словно тираннозавр Рекс, чуть не откусив в
спешке зубчики вилки. Но Лейла была рядом, и скормила ему второй кусок так
быстро, как он смог его съесть.
– Подожди… остановись, – пробормотал он, опасаясь,
что его вырвет.
Он снова откинулся на спину, положив одну руку на грудь.
Мелкие вдохи – вот его спасение. Что-нибудь более глубокое, и он уделает
себя всего, с головы до пят.
Над ним появилось лицо Лейлы.
– Господин… наверное, нам стоит остановиться.
Посмотрев на нее, Куин сузил глаза, и впервые, с тех пор как
она появилась, увидел ее четко и ясно.
Господи, она была бесподобна: светлые волосы были собраны
высоко на голове, ее лицо было шокирующее красивым. С клубничными губами и
зелеными глазами, которые светились в свете ламп, она обладала всем, что
ценилось расой на генетическом уровне… ни одного видимого дефекта.
