– Хорошо. Потому что нам нужно найти этого парня, пока он не
убил еще кого-нибудь.
Глава 39
Двигаясь в автомобиле к югу по Северному шоссе, как Мэнни
его называл, Пэйн жадно поглощала взглядом окружающий мир. Все было источником
очарования, от текучих линий движения по обеим сторонам дороги до просторных
черных небес над головой, бодрящей ночной прохлады, врывавшейся в салон каждый
раз, как она открывала свое окно.
Примерно через каждые пять минут. Ей просто нравилась
перемена температуры – от теплого к прохладному, от теплого к прохладному…
Совсем непохоже на Святилище, где все было моноклиматично. К тому же, на этой
стороне есть прекрасный порыв ветра, который дул ей в лицо, путал волосы и
заставлял ее смеяться.
И, конечно, всякий раз, как она делала это, то смотрела на
Мануэля и видела его улыбку.
– Ты не спрашивала, куда мы едем, – сказал он, когда она в
очередной раз закрыла окно.
По правде говоря, это не имело значения. Пэйн была с ним,
они свободны, наедине, и этого более чем достаточно…
Ты сотрешь ему память. В конце ночи ты сотрешь ему память и
вернешься сюда. Одна.
Пэйн сдержалась и не вздрогнула. Голос Рофа, сына Рофа,
прекрасно сочетался с троном, короной и черными кинжалами, висевшими на груди.
И королевский тон тоже не был декорацией. Он ждал, что ему повинуются, и Пэйн
не заблуждалась, что раз она дочь Девы-Летописецы, то каким-то образом не подвластна
ему. Пока она здесь, на этой стороне, это его мир, и она в нем.
Когда король произнес те ужасные слова, она зажмурилась, и
тишина, повисшая после, ясно дала понять, что они с Манелло никуда не поедут,
пока Пэйн не согласится.
И поэтому… она согласилась.
– Хотела бы узнать? Эй? Пэйн?
Вздрогнув, она выдавила улыбку:
– Я бы предпочла, чтобы это осталось сюрпризом.
Теперь он широко улыбнулся:
– Так даже веселее… ну, как я и сказал, хочу представить
тебя кое-кому. – Его улыбка немного увяла. – Думаю, она тебе понравится.
Она? То есть женщина?
Понравится?
Серьезно, это случится, только если у этой «она» будет
лошадиная морда и большая задница, подумала Пэйн.
– Как мило, – сказала она.
– Почти на месте. – Раздались тихие щелчки, затем Манелло
повернул руль и свернул с большой дороги на спускающуюся с горки.
Когда они остановились в череде других автомобилей, Пэйн
увидела вдалеке очертания огромного города, которые пыталась обхватить
взглядом. Высокие здания с бессчетным количеством светящихся отверстий
возвышались над более мелкими сооружениями, и это место не было статичным.
Красные и белые огни проникали внутрь и вились вокруг их краев… несомненно,
сотни машин на дорогах, похожих на ту, по которой они только что приехали.
– Ты смотришь на Нью-Йорк, – сказал Мэнни.
– Он… прекрасен.
Он усмехнулся:
– Какие-то его части точно. А темнота с расстоянием –
великолепные визажисты.
Пэйн потянулась к прозрачному стеклянному окну перед собой:
– Когда я жила наверху, там не было длинных аллей.
Великолепия. Ничего, кроме угнетающего молочного неба и удушающей границы леса.
Все это настолько удивительно…
Позади них раздался резкий звук, а потом еще один.
Мэнни посмотрел в небольшое зеркало наверху:
– Успокойся, приятель. Еду я, еду…
Когда он нажал на газ и быстро сократил расстояние до
следующей машины впереди, ей стало неловко из-за того, что она отвлекла его:
– Прости, – прошептала она. – Больше не буду.
– Можешь говорить хоть вечность, и я буду безумно счастлив
тебя слушать.
Что ж, знать это – так приятно.
– Я знакома с некоторыми вещами, которые видела здесь, но по
большей части все это – открытие. Чаши на Другой Стороне показывают лишь снимки
того, что происходит на Земле, концентрируясь на людях, а не на предметах… если
только что-то неодушевленное не является частью чьей-то судьбы. На самом деле,
мы видим лишь судьбу, не развитие… жизнь, не пейзаж. Это… все, ради чего я
хотела обрести свободу.
– Как ты выбралась?
В который раз? – подумала она.
– Ну, впервые… Я поняла, что когда моя мать дает аудиенции
людям, пришедшим снизу, появляется небольшое окно, тем самым, в барьере между
двумя мирами есть… нечто вроде щели. Я обнаружила, что могу перемещать свои
молекулы сквозь крошечное пространство, которое образовывалось, именно так я
это и сделала. – Прошлое затягивало ее, воспоминания ожили и горели не только в
ее разуме, но и в душе. – Моя мать пришла в ярость и явилась передо мной,
требуя, чтобы я вернулась в Святилище… и я отказалась. У меня была миссия, и
даже она не могла заставить меня отступиться от цели. – Пэйн покачала головой.
– После того, как я… сделала, что должна была… то решила, что буду просто жить
своей жизнью, но были вещи, которые я не предвидела. Здесь, внизу, мне нужно
питаться и… есть другие проблемы.
Ее жаждущий период, в особенности, хотя она не собиралась
рассказывать о том, как наступил фертильный период, парализовавший ее. Это
было таким потрясением. Наверху женщины Девы-Летописецы были готовы зачать
практически все время, и, таким образом, огромные всплески гормонов не брали
контроль над телом. Однако, как только они спускались вниз, и проводили здесь
больше одного дня или около того, цикл становился их бременем. Слава судьбе,
это происходило лишь раз в десятилетие, хотя Пэйн ошибочно полагала, что у нее
есть еще десять лет до того, как ей нужно будет беспокоиться об этом.
К сожалению, оказалось, что десять лет проходит после того,
как цикл впервые даст о себе знать. Даже месяц не истек с тех пор, как она
покинула Святилище, когда началась ее жажда.
Вспомнив невыносимую потребность в совокуплении, оставившую
ее беззащитной и отчаявшейся, она сосредоточилась на лице Мануэля. Услужил бы
он ей в период жажды? Позаботился бы о ее неистовых желаниях и облегчил бы ее
боль своим семенем? Способны ли люди вообще на это?
– Но ты снова оказалась там? – спросил он.
Она прочистила горло:
– Да. У меня возникли некоторые… сложности, и моя мать снова
пришла ко мне. – Поистине, Дева-Летописеца была в ужасе от того, что похотливые
мужчины возьмут ее единственную дочь… которая уже «разрушила» столько из
дарованной ей жизни. – Она сказала, что поможет мне, но только на Другой Стороне.
Я согласилась пойти с ней, думая, что все будет, как раньше… и я снова смогу
найти выход. Но все вышло иначе.
Мэнни положил свою руку на ее:
