Поскольку Филлипс и его коллеги стремились построить систему ограничения и торговли квотами, все, что от них требовалось, — это незначительно изменить существующую масштабную законодательную структуру.
Весь закон Ваксмана — Марки на самом деле был всего лишь поправкой к Закону о чистом воздухе, Федеральному закону об энергетике и другим существующим законам. Не было даже необходимости создавать новое федеральное агентство для реализации закона. Ограничение на выбросы углекислого газа может быть введено и контролироваться Агентством по охране окружающей среды, а мандат на возобновляемые источники энергии может быть введен, например, Федеральной комиссией по регулированию энергетики.
Одним словом, это был худший кошмар Чарльза Коха.
По мере того как правительство приобретало все большую власть, полномочия становилось все легче расширять.
Технические вопросы были в основном решены к началу 2009 г. Филлипс и его коллеги теперь работали над другим аспектом законопроекта — его политикой. Им нужно было заручиться поддержкой большинства демократов, что было проблематично. Одним из неоспоримых фактов в отношении законопроекта об ограничении и торговле квотами являлось то, что он устанавливал цену на углекислый газ и тем самым поднимал цены на энергоносители, по крайней мере, в ближайшем будущем.
Цены на нефть будут расти. Цены на уголь будут расти.
Счета за электричество будут расти. Члены Конгресса знали, что поддержка законопроекта приведет к беспощадным политическим атакам, которые начнутся в тот момент, когда более высокие цены на энергию вступят в силу. Конечно, снижение выбросов углекислого газа могло бы смягчить возможную климатическую катастрофу, но это не поможет конгрессмену переизбраться на свой пост через два года.
Филлипсу и его коллегам нужно было нечто большее, чем просто аргумент, чтобы убедить колеблющихся демократов. К счастью, у них действительно было нечто полезное: огромный мешок денег, который назывался квотами на выбросы углекислого газа. Когда для выбросов углекислого газа будет установлен лимит, право на загрязнение атмосферы парниковыми газами мгновенно будет стоить как минимум миллиарды долларов. И у правительства появилась бы недавно изобретенная копилка, из которой оно могло бы выплачивать деньги.
Отчасти основываясь на европейском опыте торговли эмиссионными квотами, большинство экспертов подсчитали, что в первые годы работы рынка цена на выбросы углекислого газа будет колебаться в районе $13–15 за тонну. Законопроект Ваксмана — Марки позволял получить около $1 трлн в виде средств от продажи эмиссионных квот в течение первых 13 лет действия закона.
С течением времени стоимость первоначальных квот может стать еще более высокой, поскольку законопроект предусматривал снижение общего объема выбросов парниковых газов на 17 % по сравнению с уровнем 2005 г. к 2020 г. «Мы создали товар из ничего», — говорил Филлипс.
Комитет пригласил консервативных демократов обсудить распределение квот, которое создаст благоприятные условия для ранних приверженцев системы.
Филлипс и его коллеги провели закрытые встречи с сотрудниками таких конгрессменов, как Джин Грин из Техаса и Рик Бушер из Вирджинии, в родных округах которых было большое количество рабочих мест, связанных с ископаемым топливом. В апреле и мае переговоры набирали обороты и становились все жестче, по мере того как законопроект Ваксмана — Марки получал поддержку в Палате представителей. Филлипс сказал, что пользующиеся поддержкой энергетических компаний демократы упорно торговались за больший размер квот. Комитет не мог не подчиниться. «Меньше всего мы хотели быть ответственными за ликвидацию американской промышленности, — сказал Филлипс. — Так что нам выбирать не приходилось».
Самая большая доля квот — около $378 млрд — была отдана электроэнергетическим компаниям. Всего 6 % от общего количества было направлено на поддержку проектов, использующих возобновляемые источники энергии, и на реализацию государственных программ по повышению энергоэффективности. Это меньше, чем 6,5 %, предложенных коммунальным предприятиям, использующим природный газ.
По словам Филлипса, нефтеперерабатывающие компании упорно добивались выделения дополнительных квот, в основном через офис Джина Грина, в родном округе которого, Техасе, находилось множество нефтеперерабатывающих заводов. В конце концов о цене договорились. По законопроекту нефтеперерабатывающие компании должны были получить $17,8 млрд. Филлипс и его коллеги пошли на эту уступку несмотря на протесты экологических групп, которые уже утверждали, что система ограничения и торговли благоприятствует загрязняющим компаниям. И даже при таком давлении со стороны либеральных демократов субсидирование нефтеперерабатывающих заводов казалось необходимым шагом для принятия законопроекта. «Им удалось заключить отличную сделку», — сказал Филлипс.
Однако его мнение не разделяли лоббисты Koch Industries В то время как Филлипс использовал эмиссионные квоты на выбросы углекислого газа для борьбы с консервативными законодателями, которые не решались поддержать законопроект, лоббистский цех Koch применял другую тактику.
Дэвид Хофман услышал стратегию, изложенную во время встречи лоббистов компании Koch. Компания решила нацелиться на умеренных республиканских политиков, у которых может возникнуть соблазн поддержать эту меру. В
Конгрессе не хватало голосов республиканцев, чтобы отменить законопроект, но их сопротивление могло затормозить его принятие и заставить консервативных демократов дважды подумать о том, чтобы поддержать его.
Это были те самые голоса, которые Филлипс и его коллеги пытались получить в начале лета 2009 г. Если бы компания Koch смогла ослабить поддержку со стороны республиканцев, все старания могли бы оказаться напрасными. «Речь шла о том, чтобы выявить тех представителей, которые не спешили сделать свой выбор, — вспоминал Хофман. — Я просто помню, как они говорили об отдельных представителях, до которых им нужно было достучаться».
И в этих начинаниях не было лучшей цели, чем крайне консервативный конгрессмен из Южной Каролины по имени Боб Инглис. Он был близким соратником Koch Industries, принимал пожертвования на нужды своей кампании от корпорации и часто посещал ее предприятия.
Но позже Инглис признается, что в одном вопросе он не придерживался общепринятого мнения. Речь шла о глобальном потеплении. Это сделало бы его примером для коллег — и разрушило бы его карьеру.
Боб Инглис был надежным консервативным республиканцем с внушительным списком избирателей в одном из самых консервативных округов в самом консервативном штате страны. Само собой разумеется, он не считал, что глобальное потепление реально.
«В течение шести лет я говорил, что изменение климата — это чушь. Я ничего об этом не знал, кроме того, что Эл Гор занимался этим вопросом, — вспоминает Инглис. — На этом вопрос для меня был закрыт. Эл Гор за борьбу с изменением климата. Я против. Дальше».
Инглис мог бы и дальше оставаться при своем мнении, но его избрали в Конгресс, а затем он стал старшим членом Комитета по науке, космосу и технологиям Палаты представителей. Во время работы в комитете Инглис отправился в Антарктику и посетил лабораторию, занимающуюся исследованием пузырьков воздуха, которые были заточены в кернах льда из глубин древних ледников.
