Чарльз Кох внес значительные изменения в порядок работы компании с новыми объектами после приобретения.
Он ввел новый режим соблюдения: он помогал избегать правовых ловушек, в которые попадало почти каждое крупное подразделение Koch вплоть до 1990-х. Как и все, что делал Чарльз Кох, эта новая инициатива имела собственный девиз: «Соблюдение на 10 000 %», то есть сотрудники соблюдали 100 % всех законов 100 % времени. Вначале этот девиз, возможно, казался сотрудникам Koch Industries банальным, даже бессмысленным. В Америке нет компаний, которые не подчиняются законам. Но девиз только казался поверхностным: он означал совершенно новый подход к работе. Koch Industries расширила команду юристов и подключала их к масштабным операциям фирмы. Теперь, если владельцы процессов, такие как менеджеры в Пайн Бенде, хотели слить содержащие аммиак стоки в близлежащие судоходные водоемы, им часто приходилось сначала консультироваться с юридическим отделом Koch.
Сырьевые трейдеры Koch консультировались с командой юристов при разработке новых торговых стратегий.
Команды инспекторов из юридического отдела совершали рейды на производства и грозили их закрытием, если менеджер не мог подтвердить, что какой-либо запорный клапан не был должным образом проверен. Требование соблюдать закон было очень серьезным и служило стратегической цели. Koch будет держать представителей региональных и федеральных органов регулирования за пределами своих владений.
В целом это была самая значительная реструктуризация, поскольку в компании Koch Industries впервые с момента смерти Фреда Коха проводилась унификация, а компания была реорганизована. Большинство публичных фирм анонсирует такие капитальные перестройки в пресс-релизах и подробно разъясняет в интервью деловой прессе. В Koch Industries ставка делалась на секретность. Отчасти это было связано с корпоративной культурой: Чарльз Кох всегда считал, что его бизнес — личное дело, которым журналисты не имеют права интересоваться. Но более важная причина была стратегической. Для компании, которая ставила цель использовать свою превосходную информированность, стало необходимым, чтобы никто — ни общество, ни тем более конкуренты — не мог узнать, что происходит внутри черного ящика Башни корпорации Koch. Реструктуризация «была проведена так, чтобы не быть очевидной ни для рыночного окружения, ни даже для сотрудников, — рассказывал один бывший топ-менеджер, детально знакомый с деталями процессом. — Не всегда хочется привлекать внимание».
В 2000 г. Koch легко удавалось избегать внимания такого рода. Во многом это было связано с тем, что в Соединенных Штатах тоже происходила смена власти, и процесс этот не был гладким.
Утром 20 января 2001 г., в день инаугурации, люди выстроились вдоль тротуаров Пенсильвания-авеню в Вашингтоне, несмотря на сильный дождь и серое небо
. Автоколонна Джорджа Буша — младшего следовала мимо толпы, и вновь избранный президент не мог не заметить плакатов, которые держали люди, стоя за полицейскими баррикадами и кордонами. На плакатах от руки было написано: «Да здравствует вор», «Буш проиграл» и «Восстановите демократию и посчитайте все голоса». И это было только самым заметным проявлением глубокого конфликта, разгоревшегося после президентской кампании 2000 г. Сама кампания отразила состояние беспорядка в Америке. Несмотря на пыл и шум, в ней не поднимались споры по главному вопросу: какую роль федеральное правительство должно играть в регулировании частного предпринимательства. Широкий, общенациональный политический консенсус, лежащий в основе политики «Нового курса», фактически изжил себя в 1970-х гг., но какой-либо новый консенсус его, очевидно, не сменил
Революция по дерегулированию Рональда Рейгана провалилась. Программы «Нового курса» и более поздние программы «Великого общества», принятые при президенте Линдоне Джонсоне (такие как Medicare и Social Security), оставались в силе. Но теперь эти программы предоставления социальных гарантий сочетались с убеждением в том, что правительство должно держать руки подальше от рыночной экономики. Администрация Клинтона только закрепила этот парадоксальный взгляд на роль правительства. Она ослабила регулирование деятельности банков и расширила правительственные программы.
Если новую эру можно было описать каким-то термином, то это был все еще туманный и неоднозначный «неолиберализм», который сочетал механизмы государства всеобщего благосостояния и меры по дерегулированию для нескольких избранных групп с особыми интересами, которые обладали средствами и лоббистскими возможностями для того, чтобы их слышали в Вашингтоне.
За таким подходом не стояло конкретной идеологии или общественно-политического консенсуса. Политическая кампания 2000 г. отразила эти реалии. Казалось, что Джордж Уокер Буш и его оппонент-демократ, вицепрезидент Эл Гор, провели всю кампанию, изо всех сил стараясь быть неотличимыми друг от друга.
Буш позиционировал себя как лояльный к левым «сострадательный консерватор»; Гор — как либерал, лояльный к правым В процессе выборов голоса электората разделились поровну. В штате Флорида отрыв Буша составил бесконечно малые 537 голосов, разница, статистически несущественная. Начались судебные процессы, где требовали пересчета голосов, и исход выборов был определен судебными решениями, а не демократическими процессами. Правительство оказалось едва ли способным к планомерной преемственности.
В первые месяцы деятельность Буша на посту президента были несфокусированной, беспорядочной и чередовалась с расчисткой на его ранчо в Техасе. Он призывал к реформам в сфере налогообложения и образования. Затем террористические атаки 11 сентября
2001 г. привлекли внимание всего мира к дымящимся башням Всемирного торгового центра и разрушенному фасаду Пентагона. В течение следующих восьми лет внимание нации было почти полностью занято вопросами войны и терроризма — проблемами, которые, казалось, угрожали самому существованию нации.
В дыму и шуме международных конфликтов жернова экономики продолжали вращаться, а структура экономики при администрации Буша была преобразована. Буш и его вице-президент Дик Чейни переехали в Вашингтон из Техаса, где были тесно связаны с отраслью добычи ископаемого топлива. Они принесли с собой нечто большее, чем сильную привязанность к крупным энергетическим компаниям своего штата, таким как Exxon и Enron. Они также принесли философию управления, отражавшую антирегуляционистские настроения штата «Одинокой Звезды».
Эпоху Буша можно расценить как эпоху дерегулирования, когда правила для сферы частного рынка отменялись, а влияние федерального правительства на корпорации ограничивалось. На деле президентство Буша только ускорило тенденции, наметившиеся при Рейгане и продолжившиеся при Клинтоне, и к концу 2000-х гг. довело их до возмутительных крайностей. Органы государственного управления разрослись, стали более сложными и более навязчивыми, чем когда-либо в истории, что привело к состоянию гиперрегулирования. В то же время правила были отменены и контроль снят только в основных проблемных точках экономики, где работало лишь небольшое количество гигантских компаний.
Парадоксы неолиберализма были в полном расцвете.
