Я нахожу альтернативой разведение костра в домашних условиях — так это делают местные жители. Закупаюсь дровами, сижу, укрывшись пуховым спальником, глядя на мерцающее пламя.
В жару, когда солнце раскаляет мир дотла, я засиживаюсь в кафе с кондиционерами. Священные тексты Санатана-Дхармы: Упанишады, Пураны, Сутры и Тантры. Ужины в кафе у реки в окружении звуков мантр и колокольчиков. Новые тома древних писаний. Интернет, чтобы работать, а затем глубокий, подавленный волнами сон. Целый год, а затем второй — в Варанаси, в библиотеках. Между всем остается йога.
Моя работа в офисе не напоминает о себе. Странно представить этот мир: письменные столы, большие стекла, графики, планы, отчеты. Личная жизнь остановилась навсегда. Мы не пишем друг другу письма — в них нет пользы. Нет старых друзей.
Месяц за месяцем возвращается сила. Она приходит через непонятную, отовсюду поднимающуюся боль. Через скрытые, затертые внутренние раны, через асаны в йоге.
Ближе к месяцу Шивы все становится еще плотнее, теперь сюда приезжают йоги из всех краев Индии. Они с колокольчиками на ногах, босые, с объемными многослойными чётками на шеях. Они молятся, спят, снова молятся. Вдохновленные страстью к возлюбленному ими Шиве, они достают маленькие ручные барабаны, поднимают их высоко над головами, призывая энергию, Шакти, а затем танцуют с поднятыми к небу руками.
Танец переливается через край, вынося нас в транс. Дым от костров превращает людей в одержимые духами тени. Что я здесь делаю и почему не могу сдвинуться с места? Танец погружает меня в гипноз.
Сколько дней я уже не ела? Я ощущаю физическую, плотную привязанность к пище. Она в моей голове, в злобе и гневе, который выходит наружу. Мои мысли раздражают мой аппетит. Я смотрю на этих людей — они теперь еще более вытянутые, тонкие как листья... внутри спокойные. Я пытаюсь присоединиться к ним. Что ими движет? Они отказались от секса, от дома, от денег. Они ничего не делают, чтобы утвердить себя в мире.
Затем, когда фестиваль Шиваратри заканчивается, проходит Холи — индийский праздник красок и вслед за ним апрельская жара. Когда в Варанаси, даже в тени, не меньше +45 С, я уезжаю в Гималаи, пересекаю северный штат Химачал-Прадеш, и возвышаюсь над миром в горах. «Средь гор я — Гималаи» — сказал Кришна.
Первые три года в Индии — это очень быстро. Кажется, две недели — это мало, затем месяц — это мало, затем один год — это ничего. Я смотрю на карту. земля, по которой я ходила. Здесь лежит граница кашмирских гор. Здесь разрезанная тибетская земля. Двести километров Каракорума (горная система Центральной Азии), за ними — Пакистан и Афганистан. Древняя история тонула здесь, а затем поднималась со дна.
Индуисты, буддисты, зороастрийцы, мусульмане, суфии и джайны. Долины трех рек: Сарасвати, Ганга и Ямуна. Древние города, еще не ставшие руинами. Храмы, где когда-то было золото. Храмы, разоренные португальцами и британцами. Здесь делали шёлк, там делали шёлковые сари — каждое княжество, каждый штат, с уникальным орнаментом.
Шесть сезонов года в Индии. Сухой и жаркий май с ветрами, которые выжигают глаза. Напряжение в воздухе перед муссоном. Дождь три месяца подряд. Пустые облака и розовое небо в середине сентября. Теплая, спелая сухая осень. А затем снова ветер, но уже холодный.
От периода манго до сладких мандаринов и папайи зимой. Зеленые финики, которые сразу и не узнать — их заплетают в авоськи и сбрасывают в горы на овощных базарах. Жареная кукуруза через окно автобуса. Соленый, жирный тибетский чай. Острое кари. Рамешварам в штате Тамилнаду. Запах пойманной в сети рыбы, грузовые корабли на горизонте, старые порты, растянутые на километры.
Образ моей жизни в Варанаси тает как снег по весне.
Моя душа так наполнена памятью, так благодарна за несколько лет тишины. Я не стала ни кем, как и прежде остаюсь пустой, прозрачной. В этой прозрачности передо мной встает еще один город, а затем еще.
Солнечный, весь состоящий из военных фордов и дворцов Раджастан, земля Великих Моголов (империя мусульман). Верблюды и пустыня Тар. Пушкар — дворцы среди пустыни и кружевные арки озер. Цветные хатки- хавели, их розовые и фиолетовые двери. Через Бунди, где писал Киплинг, в Удайпур — где дворцы, в храм Джагдиш, где мальчик танцевал для Кришны.
Я впала сюда из только что найденной йоги, через океан лирики индийской поэзии. Из любви, которая утратила для меня красоту и смысл, в другую любовь — любовь к Богу. Мне не важно, что каждый раз нужно быть новообращенной. На какое-то время потеря неизбежна. Она ведет за собой к новому посвящению. Одна религия сменяет собой другую. Одна философия говорит вслед за другой.
Из Раджастана в Гвалиор — самый большой и, возможно, самый красивый форд во всей Индии. Когда-то на месте этих супермаркетов и автострады ведущей в Агру, лежало безлюдное плоскогорье. Город Г валиор родился от мудреца Гвалипы. Семья мудреца обучала молодых юношей мистическому знанию, тантре и йоге. Юноши медитировали, размышляли, созерцали что-то вечное, абсолютное. Они строили храмы Солнца, храмы Кали, вплетали в стены медитирующих йогов и ноль — пустоту.
«Испуская радиус какой пожелает, точка очерчивает вокруг себя окружность и расширяется». Из этого расширения возникает жизнь, а также люди, города, университеты. Бинду — красная точка на лбу индуиста — ежедневный ритуал, чтобы помнить о нуле.
Пока мы сражаемся над догматами, мудрецы обходились тем, что все это «пустое». Затем сюда приехали математики, ученые и сказали: «Нам нравится ваша идея, мы возьмем ее себе». И они срисовали с древних трактатов этот круг — центр, бывший просто мистической концепцией тантриков Индии. Из Гвалиора к Морене, в заброшенный таинственный храм «Чаусатти Иогини». «Чаусатти» — значит «шестьдесят четыре». По пути мы встречаем садху одетого во все белое. Он седой, с длинными волосами: очень благородное лицо, возвышенная стать... Он смотрит сквозь нас и проходит дальше. Так ходит Сатурн — планета аскетов. Я оборачиваюсь посмотреть ему вслед. Белая от пыли и песка дорога, желтая сухая почва. Он идет босым, словно по снегу.
Для запада йог — это спортсмен с хорошей растяжкой и строгой диетой. Для Индии — это странствующие мистики, наделённые властью управлять материей. Их жены — полу-женщины, полубогини — йогини.
Под палящим солнцем храм «Чаусатти Йогини» и подход к нему, и холм — выглядят как греческий амфитеатр. Без куполов, без четко выделенного святилища. Идеальный круг, точка и ее расширение в форме поля жизни. Британские правители Индии, вдохновленные этим храмом, построили Индийский парламент Дели в форме круга.
Здесь нет туристов, нет местных жителей. Только неуверенный водитель: «Куда же мы приехали?»
К холму, на котором возвышается храм, ведет ступенчатая дорога. Я поднимаюсь наверх. Отсюда открывается пейзаж на бескрайние земли Индии. Деревни, поля, дороги. Всюду за пределами ледяное плоскогорье, выжженная солнцем бесконечная долина. Нет гор, нет моря, нет четкого горизонта. Небо и земля смешаны туманной дымкой. Как слепая, вожу руками по стенам: «Камень из камня, все ли ты отдал другим?» Нет украшений, нет указателей и имен, нет росписи. Стены из разрушающегося песчаника. Тысячу лет назад, до строительства великих храмовых комплексов Вишну и Шиве, еще раньше, до прихода ислама, Индия строила храмы женственности, тантрические храмы.
