Она задает мне кучу вопросов о России, о Москве, о том, почему я здесь. Потом включает музыку и говорит:
«Лучший способ понять друг друга — это танец». Так мы танцуем под какой-то болливудский саундтрек. Она учит меня двигать руками, и говорит, что я виляю бедрами как вульгарная женщина с улицы.
«Если есть правое и левое, то естественно, что между этим есть центр», — говорит она.
«Хиджра — это не транссексуал. Это религия, традиция и история Индии. Если ты думаешь, что я женщина — ты ошибаешься. Если ты думаешь, что я мужчина — ты ошибаешься тоже. Хиджра — это третий пол. В „Ману Смрити“ — священных текстах Индии — нас называют „триття-пракрити“. Мы не мужчины-гомосексуалисты. Быть гомосексуалистом — это значит быть мужчиной, которому нравится секс с другими мужчинами. А мы думаем не о сексе, а о душе», — говорит она, выпуская прозрачный дымок густо накрашенными губами. Сигареты «Vogue Slim» — легкие, тонкие, дорогие.
«В старой Индии — мы благословленные Богом. В новой мы занимаемся проституцией, не имея возможности получить нормальную работу, уважение или хотя-бы безличное отношение. Но весь парадокс в том, что ни пол, ни секс для нас не имеет большого значения. Ты можешь сказать «хиджра», когда увидишь меня одну, без мужчины, просто идущей по улице. Мы не скрываем себя. Мы содержание в форме. Мы вносим хаос там, где он нужен... Хаос ведь нужен повсюду. Чтобы разбить формы.
Что может хиджра? Быть агрессивной, быть смелой, быть смешной, высмеивая тех, кто смеётся над нами.
Люди — злые животные без мира внутри. Нас спасает религия. Помнишь Шикханди из Махабхараты? Религия Индии никогда не высмеивает нас. В религии Индии нет дискриминации. Здесь мы часть истории».
— Не трудно ли всегда играть? — спрашиваю я ее.
— Вся жизнь — театр. Здесь нет ничего настоящего. Игра — эпатаж, единственный способ сохранить себя. Человек так озабочен собой, так серьезен. Он думает, что все знает. Когда он видит меня, он теряет свою безопасность. Я не вписываюсь в его рамки. Мир на самом деле гораздо шире.
Хиджра есть везде, где есть индуизм — в Пакистане, Индии, Непале.
Мы не одеваемся со вкусом или по моде, или как это принято. Только самые яркие цвета, нарочито неподходящие друг к другу. Самая яркая помада, самая бледная пудра. Хиджра не может быть красивой, она может быть только хиджрой.
Когда я решила пройти обряд обрезания половых органов (обряд хиджры), я знала, что могу умереть. Умереть будучи посвященной — значит пройти очищение. Моя гуру, наставница, сказала, что у каждой хиджры есть этот выбор, но решает в итоге только Бог.
Хиджра — это та, кто ждет Раму. Рама был изгнан из царства принадлежавшего ему по праву. Уходя в изгнание, он вызвал волну негодования. Рама был единственным царем Айодхьи. Простые люди всегда все знают, их не запутать политикой. Все люди устремились вслед за ним, за ворота города. Они рыдали из-за несправедливости, они не отпускали Раму. Рама обернулся и сказал: «Женщины и мужчины, утрите слезы и вернитесь в город». Хиджры так и остались стоять в ожидании Рамы 14 лет. Хиджра — не женщина и не мужчина. Почитай Рамаяну.
— Ты общаешься со своими родителями?
— Да. Мне повезло. Моя мать и отец очень прогрессивны. Чудом и любовью моей матери я получила лучшее частное образование в Лондоне. Там я чувствовала себя свободной.
Сначала, приехав туда, гуляя по кварталам где живут гомосексуалисты, тусуясь в их клубах, я чувствовала себя чужой. Красивая одежда, макияж, идеальная белая кожа, туфли на высоких каблуках. Первый месяц они не обращали на меня никакого внимания. Сначала я думала, что это из-за моего цвета кожи, нетипичной внешности, но потом оказалось, они думали, что я женщина.
В Европе каждая первая женщина — уже почти мужчина. Современные женщины не хотят быть женщинами. А в Индии быть женщиной — значит держать себя как богиня. Что ж, у моего путешествия был счастливый финал. Я быстро поняла, что нужно делать и стала индийской королевой. Меня любили, меня добивались. Ко мне приходили ученики, чтобы учиться как ходить, как держать спину, как быть женщиной с телом мужчины. Я была их гуру.
— А сейчас ты в Непале, живешь здесь из-за своего любовника и ругаешься с продавцом мандаринов. Зачем?
— Индия и Непал... Не такая уж большая разница. Я вернулась домой потому, что я кое-что поняла. Хиджра — это не женщина в теле мужчины. Хиджра — это часть Индии. Часть ее сакральной тайны. Без моей страны нет меня. Без меня — нет Индии. Я вернулась домой.
Мы выходим из ее дома, пока на нее косятся дети, отводят глаза взрослые. Она снова принимает роль Лакшми, проходит, разглядывая симпатичных мужчин идущих в паре с другими женщинами.
Она провожает меня до перекрестка двух главных улиц. И напоследок дает мне наставления хиджры: «Запомни — чтобы выжить в этом мире, нужно играть. Не будь серьезной, Бог этого не любит. Запомни раз и навсегда: переплачивать за рис или чечевицу — значит унижать человека, который их вырастил. Женщина всегда должна ценить свое тело, но душа — это ее храм... Туда нельзя входить посторонним».
Она смеётся и кокетливо выставляет ножку.
Я не уверена увижу ли ее опять. И может ли быть между нами что-то общее? Мне просто приоткрыли дверь в небольшую тайну: как жить, выживать во всеобщем театре, при этом не сливаясь ни с одной ролью.
Хелена
Выйти утром из номера отеля, который снимаю за 5 долларов. Не забыть поклониться храму Шиве. Перечеркнуть базар не поднимая глаз — одни и те же лица: «Намасте! Доброе Утро!» Двадцать человек за десять минут обязательно спросят: «Как ваша жизнь?» Я никогда так хорошо не жила.
Кафе «Калди» в центре туристического Тамеля. Здесь удаленный «офис» для фотографов, блогеров и журналистов. Они говорят вполголоса на десятках разных языков, стучат по клавишам, обрабатывают фотографии и программируют.
После активного трудового дня, или если обвалился интернет, или нет электричества, мы сдвигаем наши столики и кресла в самый центр помещения и сидим до двух ночи за закрытыми дверьми.
После всего ты выходишь на улицу, вдыхаешь аромат жасмина. Никакого телевизора, из новостей — самые важные, брошенные кем-то случайно.
Рядом, на перекрестке торговых улиц, ночной бар «Регги» — самый популярный в Тамеле. Здесь играет гитарист Карма и местные рок-группы. Здесь они сочинили хит «Намасте», написали на бумажной салфетке во время сбора средств на музыкальный лагерь для бездомных детей Непала.
Я прихожу сюда только из-за звука музыки регги: пока идешь домой этот звук цепляет тебя, забирает на террасу кафе. Все музыканты — знакомые лица — делают перерыв и выходят покурить.
Свет проносится по проводам и зажигается над столиками. «No woman No cry» — слышится из проигрывателя.
Я вижу женщину. Она сидит в одиночестве за столиком у сцены. Рядом с ней футляры для барабанов и гитар оставленные музыкантами. Я видела эту женщину накануне, выходящей из кафе «Калди». «Я видела вас вчера», — обращаюсь я к ней. Блестящие, наполненные радостью глаза, лицо, обрамлённое седыми волосами. Короткая мальчишеская стрижка.
