Мои мозги прилично перегрелись, а нервы были предельно напряжены и нуждались в разрядке. Обычно в таком состоянии я прибегала к восточным дыхательным практикам, которые давались нам в училище в качестве факультатива в довесок к боевым искусствам, или отправлялась в лес, или в очень безлюдное место, чтобы покричать там во всю глотку.
К несчастью, в данный момент я не могла позволить себе подобной роскоши. И все-таки меня воспитывали воином, солдатом; а для воина гармония духа важна ничуть не меньше поддержания своего физического тела в надлежащем состоянии.
Из-за этих обстоятельств во мне начинала пробуждаться та моя часть, которую я меньше всего любила и старалась держать под замком. Слабая и плаксивая девчонка, которая противилась всему происходящему с ней, всем этим тренировкам и муштре.
Сейчас излишне эмоциональная Женя испытывала сильное негодование из-за тупика, в который ее загнали. И хотела разбить кому-нибудь лицо или выкинуть еще что-то непозволительное.
И у меня внезапно появилась самая очаровательная для того возможность.
Игнат, вероятно, не совсем верно растолковал мои горящие глаза и бурю эмоций, написанную на лице. Он приблизился ко мне и коротко поцеловал в губы, окончательно лишив меня последних крупиц самообладания.
Это было настолько неожиданно, странно, непозволительно и пугающе после всех разговоров о его погибшей любви, рядом с местом, связанным с ней, что все щиты, сдерживавшие меня от отчаянных действий, мигом рухнули.
Я отпрыгнула в сторону и резко ударила его по лицу; нет, это была вовсе не девичья пощечина, а настоящий, полноценный удар.
Его голова мотнулась в сторону, он попятился и прижал ладонь к ушибленному месту.
— Прости, — быстро выпалил он, заливаясь краской то ли от стыда, то ли от удара, — мне не стоило этого делать.
— Тебе, черт возьми, не стоило этого делать, — зарычала я, угрожающе наступая на него и почесывая руки перед следующим ударом, — и много чего еще…
— Что? — заторможенно откликнулся Игнат, вытаращив на меня глаза.
— Нанимать тех амбалов как минимум, — продолжала я, чувствуя, что, если вовремя не возьму себя в руки, вылью на него все накопившееся. — Я все знаю!
— Ты все не так поняла… — робко начал оправдываться Игнат, — я заплатил им, чтобы они…
— Чтобы они что?!
Моему гневу не дал разгуляться звонок телефона, и это было очень кстати, потому что иначе вся эта сцена рисковала закончиться очень плачевно. Не для меня, если быть точной.
Я с удивлением уставилась на экран телефона и растеряла весь свой пыл, когда увидела, кто мне звонит.
— Клаус? — рявкнула я в трубку.
Мальчишка испугался. Он, вероятно, ждал от меня чего-то подобного, но не такой экспрессии.
— Евгения, прости меня, пожалуйста, — тихо залепетал он, — ты… ты в Тарасове?
— Да, я в городе, — нехотя подтвердила я и отошла подальше от Игната, оставив его в обществе ностальгического здания Филармонии. — Что ты хочешь?
— Я хочу, чтобы ты приехала, — честно признался Клаус, и ему снова удалось меня удивить.
Я чуть не рассмеялась от переполнявших меня эмоций.
Игнат издалека наблюдал за мной с недоверием и беспокойством, но приблизиться не решался.
— Ты опять во что-то вляпался? — осведомилась я.
Клаус на том конце провода начал оправдываться, даже не позволив мне закончить фразу:
— Нет, Женя, что ты! Но ты мне очень нужна здесь. — Он добавил чуть тише: — Пожалуйста, приезжай.
Он назвал адрес и повесил трубку, предпочитая не продолжать разговор со мной, пока я в таком состоянии.
Я убрала телефон и обернулась к Игнату. Я заметила постепенно проступающий фингал на его лице, и мне стало неловко за свое поведение и выпад в его сторону. А еще безумно стыдно, потому что я предпочитала всегда быть сдержанной и не демонстрировать на людях эмоциональных всплесков.
Все эти проявления — не более чем слабость, за которую в «Ворошиловке» нас прилично наказывали, и я вынесла этот урок на всю оставшуюся жизнь. Эмоции — непозволительная роскошь и то уязвимое место, которое легко могут использовать против нас противники.
Получается, что не только у Игната сегодня день ностальгии, я давненько так часто не вспоминала времена, проведенные в училище. Не было подходящего повода.
— Я погорячилась, извини, — с трудом выдавила я и опустила глаза, поэтому не могла видеть, как на мои попытки наладить контакт отреагирует Игнат.
Он, как я и догадалась, снова повесил на лицо свою излюбленную маску равнодушия и непроницаемого спокойствия.
Вот и отлично. Мы снова вернулись к своим привычным ролям. Больше никаких откровенных разговоров и копаний в прошлом.
— Клаус попросил меня приехать, — зачем-то озвучила я, хотя была уверена, что Игнат прекрасно слышал весь наш разговор, — мне нужно идти.
Я развернулась на пятках и быстро зашагала в сторону домов, располагавшихся на самой окраине парка. Судя по продиктованному Клаусом адресу, именно там проживала его провинциальная пассия.
Когда я отошла шагов на пятнадцать, я позволила себе обернуться, потому что все это время чувствовала на своей спине взгляд Игната, и очень пожалела, что сделала это.
Он все еще стоял на том самом месте и смотрел мне вслед с таким непередаваемым чувством тоски и отверженности, что внутри у меня все похолодело. Теперь я не могла не думать обо всем произошедшем и уже остывшим умом пыталась найти объяснение всему этому.
Что это вообще было такое? Может быть, бедняга просто утонул в бездонном море своей ностальгии по утраченной любви и юношеским годам, а я неудачно подвернулась под руку? Или Клаус был прав и я стала новым объектом для любовных страданий Игната? Или… он знал, что я видела его с амбалами, и решил усыпить мою бдительность всем этим эмоциональным бредом?
В результате я снова оказалась в тупике со своими жалкими попытками докопаться до истины. Голова снова начала гудеть, и я заглянула в первую попавшуюся по пути аптеку, чтобы разжиться анальгетиками.
Лучшее, что я могу сделать на данный момент, — сосредоточиться на Клаусе и на том, что он для меня подготовил.
Что-то подсказывало мне, что, как и обычно, меня не ждало ничего хорошего.
Но Клаус оказался еще более непредсказуем, чем я думала.
Они с Олесей поджидали меня на лавочке у очень старого, еще дореволюционной постройки дома. Мне нравились эти здания, я бывала в таких несколько раз и знала, что внутри у них очень красивые квартиры с интересной планировкой, двустворчатыми дверьми и высокими потолками с лепниной.
Иногда я и сама подумывала о том, чтобы подкопить денег и перебраться с тетей Милой в один из таких домов. Но тут же меня настигали более реалистичные мысли — в таких старых домах была плохая, гнилая проводка, требующая неминуемой замены, проблемы с канализацией и отоплением. Все-таки жить в более прозаичном кирпичике времен восьмидесятых было куда удобнее.
