– Не трогай меня, Коша.
– Извините.
И зачем провоцирую? Знаю, где остановиться, но давить на тормоза следовало чуть раньше. До столовых и до уединения в шумном зале, где все трещит и скребет по нервам провокациями.
– Слушать выканье в свой адрес от тебя забавно, Коша.
– Тогда смейтесь, – ни капли веселости во взгляде, ни грамма легкости в предложении, а густое ожидание следующей моей провокации.
Отложила пистолет, теперь уж точно не до того, чтобы локоть выше держать.
– Смеяться не хочется. Я теперь вообще не знаю, чего мне хочется… ну, кроме того, чтобы ты меня не трогал.
– Не буду. Легче?
– Сложнее. Не будь такой сукой, Коша.
– Ты даже «Коша» говоришь специально. Всегда. Демонстративно. Тебе нравится это слово – оно на вкус другое, другие ассоциации. Думаешь, что проще сказать «Не трогай, Коша», чем то же самое, но с именем?
Я люто разозлилась, даже короткий рык выдала. И сама подалась к нему, уже не теряя взгляда.
– Прекрати. Видишь же все, понимаешь все – так прекрати!
– Лиза, выдохни. Я не сделал ничего такого, чтобы ты кричала.
Он сделал… Мы оба сделали. И теперь даже секундное касание выводит на нервный срыв. Я провоцирую его – он провоцирует меня, мы оба бесимся, что ведемся на эти маневры, а потом оба их продолжаем. Все эти желания неконтролируемы – и как тогда их остановить? Особенно как остановить, если мы вслух ничего подобного не произносим. Последняя мысль и отрезвила, потому я затараторила бегло:
– Коша, мы сейчас друг на друга оружие наставили и стреляем без остановки, не заметил? Где твоя непроницаемость? Видишь же – я не справляюсь. Ты всегда справлялся за нас обоих! Так этого я и жду – помощи, любой. Не топи нас хоть ты, пока я нас топлю!
Он все-таки растерялся, ослаб как-то внешне. И ответил уже суше:
– Лиза, а ты понимаешь, насколько эгоистично звучит твоя просьба? «Коша, я не в силах – так вытащи нас обоих», а в голову-то не приходит, что если бы я вообще был способен, то и предыдущих эпизодов не случилось бы?
– Приходит, – смирилась я, уставилась в пол, поскольку смотреть на него было невыносимо. А проговорить проблему надо – она, непроговоренная, по нам катком едет. – Тогда давай вместе. Давай обговорим правила, давай напомним друг другу, что произойдет, если Иван узнает…
Коша перебил, ошарашив:
– Думаю, что он давно знает.
Я аж покачнулась и снова уставилась на него, но уже с нарастающим ужасом.
– В смысле?!
Коша смотрел все так же – его взгляд не изменился, а интонация оставалась почти равнодушной:
– Иван Алексеевич в людях разбирается получше нас с тобой. Уверен, он понял еще в тот день, когда я ради тебя на него пушку наставил.
– Тогда почему ты все еще жив?
– Он знает об эмоциях, но ждет, будут ли действия.
Я нервно сглотнула.
– Зачем?
– Это ли не лучшая проверка? Иван Алексеевич выбрал меня, он во мне всегда был уверен, а теперь появилась возможность узнать, стоил ли я его уверенности. До недавнего времени я безупречно проходил проверку.
У меня от накатившей паники все остальные сомнения на второй план ушли. Если предположения верны, это еще хуже! Я забылась, вцепилась пальцами в его плечи и выдавила:
– Тогда тем более! Если ты прав, то Иван следит за нами еще внимательнее! Да это просто везение, что мы не попались, чистое везение! Ведь он ждет, когда же ты провалишься, а ты уже… ты уже… – закончила тихо и жалко: – Кошмар…
– Не кошмар, Лиза, – он попытался успокоить. – Во-первых, это только идея – я по привычке перестраховываюсь. Во-вторых, Иван Алексеевич доверяет мне на сто процентов, даже если в чем-то подозревает. Может, наоборот, думает, что раз я запал на его жену, то его жена в абсолютной безопасности и от меня, и от любого другого. В-третьих, он настолько мне доверяет, что ни разу не установил слежку или жучки – будь уверена, я это всегда проверяю. Он даже не в курсе, что я хожу с вами в тир – я не обязан докладывать о таких мелочах, а ему и в голову не приходит отслеживать все перемещения. А ты сама не заметила странность? Даже когда Иван Алексеевич привел в дом молодую жену, он не подумал оградить ребят от общения с ней. Знает, что если появится прокол – обязательно всплывет. А если всплывет – это и будет самой лучшей оценкой и тебе, и тому смертнику. Мне, в данном случае. Его доверие ко мне – не пустой звук, но он морально готов к тому, что я могу доверие не оправдать. Не ждет подтверждений, но готов к ним.
– Кошмар, – повторила я. – Ничуть не успокоил! Если я раньше себя ощущала под прицелом, то сейчас прямо ногами чувствую, что стою на лезвии. Мы вместе стоим!
Я свои эмоции преуменьшила – впала в ужас я намного сильнее, чем могла выразить. Да разумеется, Иван об эмоциях Коши еще год назад выводы сделал! Но ему подобное не поперек горла… я, еще сильнее волнуясь, вспоминала мелочи: Ивану даже нравится, как смотрят на меня другие мужчины, он считает это нормальным – он выбрал лучшую, и каждый взгляд на меня должен это подтверждать. Вспомнилось, как преспокойно муж оставлял нас с Кошей надолго наедине – в моей квартире, в его квартире, его не тревожили вероятности срыва. Не бывает срывов, не с его людьми, и уж точно – не с Кошей. Ведь все равно никому не обломится – потому что я такая, потому что верность его людей не подлежит сомнению, и потому что Иван всегда готов к любому варианту: стоит его только разочаровать – он и глазом не моргнет, как сложит гору трупов из всех, кто под руку подвернется. Но если любому другому он и шанса бы не предоставил на проверку преданности, то с Кошей ситуация другая – верный помощник проходит экзамен на совсем другом уровне. И это грандиозная удача, что мы до сих пор не попались, ставшие такими безрассудными в последние дни.
И даже сейчас стоим рядом, я впилась в него пальцами, он слегка касается моих плеч, и ни одному в голову не приходит отшатнуться – где те силы, чтобы отшатнуться? Невозможность, казавшаяся мне еще вчера абсолютной, повысила свою степень. И от невыносимости положения навернулись слезы. Коша, заметив их, снова не отшатнулся, не высказал ничего привычно-саркастичного, а наоборот, перехватил и вжал в себя, обнимая.
– Спокойно, Лиза. Держи себя в руках. К любым обстоятельствам можно привыкнуть.
– Привыкнуть?
– Да.
– Скажи что-нибудь, не настолько отвратительное, как слово «привыкнуть».
– Не могу. Я не знаю, как это решить, Лиза. И не жди, что когда-нибудь пойму. Мы устроили такой пиздец, из которого нет выхода. Все будет плохо. Но и к этому можно привыкнуть, давай попробуем.
Говорят, что женщина любит ушами. И я страшно хотела что-то услышать – любое обещание, любую самую фантастическую чушь, сошло бы даже всегда пустое «все будет хорошо». Не план по разрешению, не мысли об освобождении – любой бред! Но Коша был другим – он говорил именно то, что происходило, нелюбитель приукрашивать действительность. И именно за это я его ненавидела. И за это же сильнее хотела еще хоть пару секунд быть прижатой лицом к его шее.
