Коснусь теперь несколькими словами еще вопроса: как возникает вера в существование действительности, независимой от моего представления? Непосредственно мне даны лишь явления моего сознания; как происходит то, что я выхожу за пределы их к трансцендентной действительности и себя и свое сознание с его содержанием рассматриваю как зависимый член этого сущего мира?
По своей общей возможности вера эта покоится, конечно, на тех внутренних опытах, которые переживает я, как хотящее существо. Замечая свои внутренние стремления и их тенденцию, оно замечает в то же время и стесняющие противодействия. Представления ожидания, в которых оно предвосхищает будущее, обманываются действительным восприятием, ход представлений оттесняется со своего самопроизвольного направления; намерения встречают помехи; движения не попадают в свою цель. Внутренние опыты такого рода являются, конечно, первым условием построения действительности по схеме я и не-я. Где их не было бы совсем, там вообще не возникло бы этого противоположения. Существо только представляющее, представления которого были бы лишены окраски чувства, или существо, воля которого осуществлялась бы абсолютно, которому всякое желаемое содержание представления тотчас же давалось бы как воспринимаемая действительность, такое существо никогда не произвело бы представления объективной действительности по ту сторону его мира представлений; оно представляло бы свои представления и мыслило бы свои мысли подобно тому как математик мыслит свои формулы и фигуры.
Дальнейшее проведение этого противоположения я и не-я в созерцании действительности могло бы иметь затем своим предположением главным образом следующие моменты:
1. Различение собственного тела от остальных тел. Собственное тело, данное сначала чувственным восприятием, как и другие тела, необходимо приобретает исключительное положение уже тем, что его движения и соприкосновения с другими телами стоят к возбуждениям воли и чувств в более непосредственном отношении, чем движения и прикосновения других тел; далее тем, что восприятие своих частей и движений образует постоянный одинаковый фон для восприятия всех других.
2. Различение возможных восприятий от действительных. И это – такое различение, которое всякий научается делать. Я вижу какой-нибудь предмет, закрываю затем глаза и не вижу его более; но я убежден, что каждое мгновение могу его снова увидеть; опыт является постоянно готовым подтверждением этого убеждения. Я покидаю свой дом, место своего жительства, я вижу тысячи незнакомых вещей; при этом я убежден, что дома все стоят еще на своем старом месте, т. е. что я во всякое время, совершив такую-то перемену места, мог бы снова увидеть все эти знакомые вещи. И когда я возвращаюсь домой, все оказывается именно так. И вот, точно то же и с внешним миром: он стоит вот тут, всегда наготове быть снова воспроизведенным в восприятии. Так я построяю мир из возможных восприятий, и действительные восприятия являются в нем как бесконечно малая вырезка из возможных. Эти возможные восприятия и составляют именно то, что на обыкновенном языке называется объективной действительностью; действительные же восприятия построяются как воздействия этого объективного мира на сознание субъекта.
Перевес, приобретаемый таким образом миром возможных восприятий над миром действительных, можно потом объяснить, вместе с Д. С. Миллем
[94], примерно следующим образом. Возможные восприятия, или – на языке кантовской теории познания – явления, в отличие от ощущений, постоянны и независимы от произвола. Действительные же восприятия беспрестанно меняются; содержание сознания в каждое мгновение является другим, и притом перемена эта зависит от моего произвола; всякий поворот глаза вызывает другое содержание. Напротив, возможные восприятия, ощутимые предметы (sensibilia) или явления постоянны и независимы от произвола; в то время как действительные восприятия я во всякое время могу заставить исчезнуть, возможные являются в общем постоянными; от восприятия луны на небе я могу уклониться в каждое мгновение, но возможность видеть ее там я не могу устранить таким же образом. С этим стоит в связи то, что возможные восприятия и их связи являются общими для различных субъектов, действительные же нет; равно как и то, что наступление возможных восприятий доступно вычислению, наступление же действительных ему недоступно. Когда луна сделается видимой, т. е. взойдет, это можно вычислить; напротив, никоим образом нельзя вычислить того, когда увидит и увидит ли ее действительно какое-нибудь отдельное лицо. Поэтому всякая наука расследует одни лишь возможные восприятия или явления и их связи, но не случайные связи действительных восприятий в отдельном сознании: законы природы – это формулы, представляющие постоянные отношения явлений, в отличие от ассоциаций представлений в субъективном сознании.
Так возникает представление объективного мира. Для сознания это психологическое посредство остается совершенно чуждым; телесный мир стоит перед ним как абсолютно-сущая действительность. Лишь гносеологическое размышление приводит к воззрению, что необходимым пунктом отношения для этого объективного мира служит, как говорит Кант, «сознание вообще», конструктивный, снабженный синтетическими функциями субъект, и что позади явления должно быть предполагаемо еще само по себе сущее, символом которого служит явление. Чем оно может быть, это намечено уже выше: лишь одна внутренняя жизнь, сущая сама для себя, удовлетворяет условию абсолютного бытия.
Глава II. Проблема происхождения познания
Вопрос о происхождении познания дает повод к возникновению противоположности рационализма и эмпиризма или сенсуализма. Эмпиризм всякое познание выводит из восприятия; рационализм же, напротив, утверждает: научное познание вообще не может исходить из чувств, ему присущи всеобщность и необходимость, следовательно, оно есть произведение рассудка.
Я попытаюсь выяснить значение обеих теорий и свое положение к ним в форме исторического изложения
[95].
1. Рационализм
Точка зрения обыкновенного мнения в этом вопросе – насколько о ней может вообще идти речь – ближе всего подойдет к сенсуализму: наше познание вещей ведет свое начало из чувственных восприятий.
Как только философия отделяется от обыкновенного мнения и начинает противопоставлять себя ему, тотчас же возникает рационалистическая теория. Философия претендует для себя на другое происхождение, чем то, которое она признает для обыкновенного мнения; пусть последнее в самом деле заимствует свои сведения из чувств; напротив, научное познание или философия происходит вовсе не из восприятия, а из мышления или разума.
