Собственной областью распространения политеизма является время юношества исторических народов. У всех народов, бывших носителями исторической жизни, мы находим мир богов, в основных чертах сходный с греческим, у египтян и семитов, у индусов и персов, у германцев и славян. В Новом Свете те племена, у которых заметны зачатки исторической жизни, – обитатели Мексики и Перу, отличаются в то же время еще и тем, что они создали мир богов.
Это совпадение не случайно: исторический мир богов служит трансцендентным отражением собственной исторической жизни. В фетишизме отражаются изменчивые страх и желание первобытного человека; не имея продолжительных мыслей и воспоминаний, цели жизни и идеалов, выходящих за пределы чувственной частной жизни, он живет данным моментом, подчиненный своей чувственной природе. Его боги подобны ему самому: это преходящие мгновенные образования, подобно тому страху и желанию, которые их создали. Так и боги народов, проснувшихся к исторической жизни, подобны своим производителям: подобно тому как постоянная община расчлененной на семьи народности дает отдельным лицам участие в исторической жизни целого и тем возвышает их над краткостью и непрочностью животного существования, так и боги делаются историческими существами, стоящими в постоянных отношениях друг к другу и к людям. Вместе с народом становятся оседлыми и его боги, рядом с общественным зданием воздвигается храм, как постоянное местопребывание богов.
Рассматривая сущность богов ближе, можно различить в ней три элемента, которые в сознании верующего образуют, конечно, нераздельное единство личной жизни: 1) олицетворенные волшебные силы, 2) олицеторенные силы природы, 3) олицетворенные идеальные образы.
В первом выступает родство с фетишизмом: воздействуя на богов, можно воздействовать косвенно и на естественный ход вещей; действия культа – это средства для достижения сверхъестественным путем того, в чем не обеспечивают естественные силы человека. В действительной религии это всюду является первым и важнейшим элементом; действительная религия живет не в мифологии, а в культе; здоровье и богатство, обилие урожая и детей, победа, счастье и великое знание будущего – вот чего все верующие всюду стремятся добиться от богов посредством молитв и жертвоприношений. Везде существует жречество, посвящающее свои занятия искусствам культа и исследованию будущего; всюду есть и всякого рода суеверия и волшебные средства, ничем не отличающиеся от фетишизма.
Во-вторых, боги – олицетворенные силы или существа природы. Это – та сторона, которой занимаются преимущественно мифологи. Зевс есть ясное небо или небесная сила, проявляющаяся в погоде, главным же образом в молнии; Деметра – видимая земля, производящая из своих недр хлеб и плоды; Посейдон – море или морская сила, опоясыватель земли, потрясатель земли; Аполлон и Артемида – оба большие братственные светила дня и ночи. Неистощимая фантазия греков связала потом эти тысячи образов в тысячи отношений друг к другу и к людям; между тем как черты существ природы переплетаются с человеческими чертами, возникает пестрая ткань мифов. Анализ исследователя различает в ней антропоморфически-символическое представление естественных явлений, занесенные извне исторические воспоминания, племенные сказания и легенды мест культа, этимологические и географические выдумки: анализ трудится над безнадежным предприятием – выяснить историческое развитие этого мира, или над еще более безнадежным – привести его в систематическое единство.
Наконец, боги обладают еще и третьей стороной: они – олицетворенные идеалы, они в конкретных формах изображают народу его идеи о человеческом совершенстве. Зевс есть идеал владычествующего человека; достоинство и могущество, обоснованные на силе и праве, суть элементы его существа. В образе Аполлона представляется идея греческого народа о высокой и свободной духовной жизни; духовная свобода и самообладание приведены в нем в полное равновесие; музы – его спутницы. Так Гера, Афина, Афродита являются типами женского совершенства.
И мы почитаем
Бессмертных богов,
Как будто бы они были людьми
И совершали в великом
То, что лучшие из людей в малом
Совершают или могут совершить.
Прежде чем обратиться к монотеизму, я сделаю неесколько замечаний по вопросу о том, нельзя ли видеть в фетишизме, политеизме и монотеизме не только три отвлеченно различаемые основные формы, но и ступени развития, следующие по времени одна за другой; в частности – не был ли фетишизм всюду предшествовавшей по времени первичной формой религии; ведь несомненно, что монотеизм исторически развился из политеизма, как своей предварительной ступени. Это воззрение, как показывает Макс Мюллер
[65], приобрело значение с середины прошлого столетия; до этого времени было господствующим теологическое воззрение, будто в политеизме и фетишизме мы имеем перед собой смутные и извращенные воспоминания из первоначальной, чистой, монотеистической религии Адама. М. Мюллер, хотя и отклоняет это последнее воззрение, как ненаучное, не хочет, однако, признать и первого: фетишизм нигде не является первоначальным, а представляет собой пришедший в упадок остаток первоначального высшего представления божественного; с падением цивилизации утратился высший духовный смысл культа, и от него сохранилось, как последний остаток, «почитание палок и камней».
В самом деле, если под фетишизмом понимать культ «бездушных» предметов, – а нечто такое, может быть, тоже встречается как у отдельных лиц, так и у пришедших в упадок племен, – тогда М. Мюллер без сомнения прав: такой бессмысленный фетишизм предполагает собой «предшествующие формы», которые делали бы его возможным и в качестве «бездушного» остатка которых он остался по утрате их смысла. Если же под фетишизмом понимать, – как это сделано выше и как это, по Вайцу (на которого ссылается и М. Мюллер), только и может соответствовать фактам, – культ духов, имеющих свое временное пребывание в любом предмете, то дело оказывается иначе. Если исторической жизни культурных народов предшествовала эволюционная ступень неисторической или доисторической жизни, то и историческим богам нельзя будет не предпослать эволюционной ступени богов неисторических. Ведь в этих вещах вряд ли что-нибудь может быть достовернее того общего положения, что в сущности богов отражается сущность народа, почитающего их. Неисторические боги суть именно те неопределенные, бесформенные «духи» фетишизма.
Этому не противоречит, в моих глазах, и история индусской религии. Самый древний слой, до которого мы можем достичь в религиозной литературе индусов, М. Мюллер называет «генотеизмом»: божественное во многих изменчивых духообразных силах природы, между которыми то та, то другая выступает как первая и высшая. На этот слой, как он изображается у М. Мюллера, можно будет смотреть как на переходную форму от примитивной веры в духов к позднейшему политеизму индусов с его лично-историческими богами. Ему, вероятно, предшествовала не засвидетельствованная исторически эволюционная ступень, вполне подходящая под обычное понятие фетишистического спиритизма. Исторических памятников фетишизм не оставляет, ведь уже, по существу дела, сохраняются лишь его переживания; и эти последние антрополог встречает, конечно, повсюду
[66].
