Я замолчал, посмотрел на Стругацких. Они тоже молчали, опустив взгляд. Потом переглянулись и Аркадий сказал:
– А вы…вы верите в социализм? Вы верите, что здесь что-то может измениться. Ну вот допустим – вы правы. Хотя вы и не правы. Но пусть будет такое допущение. Разве писатель не должен предупредить своих читателей, куда катится мир? Разве не задача писателя указать дорогу? Пусть даже ту, по которой нельзя идти!
Ага! Вот ты и попался. Я в точку угодил! Разочарование – вот что сквозит в ваших книгах!
– А я думаю, что писатель должен развлекать читателя. Скрашивать его жизнь, делать ее яркой и позитивной. И еще – немножко учить. Ну так…походя, без нажима и пинков в зад. Видите, как мы разнимся? Вы мессианствуете, я развлекаю. Но вернемся к социализму. Я вам предсказываю, что капитализм, как и социализм в том виде, в котором он сейчас в Советском Союзе – мертворожденные формы государственного строя. Они нежизнеспособны. Один выжимает из людей все соки, отбрасывая, как шелуху, второй – занимается уравниловкой и неэффективен экономически. И что из этого следует? Следует, что нужно создать другой строй – средний между капитализмом и социализмом. На самом деле это будет социализм, но только с некоторыми, присущими капитализму чертами. Например – почему не быть частной собственности не только на личное хозяйство, но и на средства производства? Почему не позволить людям работать на себя, а не на государство, или на какого-нибудь другого частника? Помните НЭП? Ведь тогда так и спасли экономику страны. И при всем при том нельзя отбрасывать плановое ведение народного хозяйства! Нельзя ввергать страну в хаос капиталистического рынка! Это дурно закончится! (Ага…проверено! Помню, как пенсионеры примерзали к полу в своих ледяных квартирах, помню, как по полгода не выдавали пенсии! Вот вам настоящий, незамутненный капитализм!). Государство должно регулировать экономику, при этом позволяя своим гражданам свободно зарабатывать деньги. И это единственный путь, по которому следует идти! Вот посмотрите – так все и будет. Сейчас у власти стоят умнейшие люди, и они точно понимают, куда следует идти стране, по какому пути. Предсказываю – у Советского Союза великое будущее – на века! Я сам, лично, все делаю для того, чтобы это будущее было.
– И каким образом? – серьезно спросил Аркадий – С помощью своих книг? Вы серьезно думаете, что они могут ТАК повлиять на умы людей, что людей пойдут правильной дорогой?
– Почему – нет? – улыбнулся я – Ладно, ладно! Я не мессия! Я просто пытаюсь наладить отношения СССР и США, сделать так, чтобы две великие державы не душили друг друга, чтобы они развивались вместе. Почему бы нам не поделить мир на двоих? Бояться надо Китая – он удушит весь мир в ласковых объятьях. Я вижу в будущем, которого может и не быть – если СССР и США – сделают правильные шаги навстречу друг другу…я вижу, что Китай поступил именно так, как я вам сказал – он взял лучшее от капитализма, взял лучшее от социализма, и состряпал нечто, названное им социалистическим обществом. В котором государственные предприятия спокойно уживаются с миллиардерами. И никто там уже не говорит, что в основе каждого крупного капитала лежит преступление. Кстати – очень даже ошибочная сентенция. Маркс ошибался. И да, между прочим – этот самый Маркс, физиономию которого мы видим едва ли не на каждой стене, был патологическим русофобом. Да, да…он ненавидел русских. Считал нас недочеловеками. Как, впрочем, и его друг Энгельс.
– И вы не боитесь такое говорить вслух? – удивленно спросил Аркадий – Это же самая настоящая крамола! На святое замахнулись!
– Да ладно вам…здесь все свои – усмехнулся я криво – неужели кто-нибудь из присутствующих побежит на меня стучать? Да не в жисть не поверю! Вы же меня не заложите? Ну вот! Хе хе хе…да ладно, шучу я. Никакой крамолы я не сказал. Учение Маркса не всесильно, и все меняется с течением времени. Страна жаждет перемен, и они будут, уверен в этом. Я даже ВИЖУ это. А наша задача, задача писателей, творческой интеллигенции – помочь руководству нашей страны, поддержать их начинания. Уж на то пошло – разве мы не должны этой стране?! Она нас вырастила, вскормила, она платит нам невероятные деньги, в сравнении с тем, что получают тех же советские служащие, рабочие, крестьяне. Мы ведь как сыр в масле катаемся! Повторюсь – о таких тепличных условиях, наши коллеги за рубежом могут только мечтать! Да, там гонорары выше. Но чтобы пробиться к читателю, писатель должен ТАК расстараться, так суметь поймать волну, на которой думает читатель, что нашим писателям и не снилось! Наш наваяет роман о производственных буднях сталеваров, присыплет его щепоткой любви, юмора и ведрами пафоса – вот тебе и деньги. Государство эту дрянь издаст, и будет она пылиться на полках магазинов. Но за границей не так! Совсем не так!
– Вы уверены, что перемены будут? – тихо сказал Борис, снова посмотрев на Аркадия. Ощущение было таким, будто они обмениваются мыслетелеграммами. Телепаты, однако!
– Уверен! – отрезал я, и внимательно посмотрел в глаза Борису, следом переведя взгляд на Аркадия – Иначе просто нельзя!
– Спасибо! – кивнул Аркадий, и я честно сказать не понял – за что спасибо? Но спрашивать не стал. Вариантов несколько, один – оба поняли, что я знаю что-то такое, что дает мне возможность утверждать наверняка – перемены будут. И это совсем не предвидение.
– Да, спасибо! – кивнул Борис – Может и правда что-то изменится? Вы были правы – мы разуверились. Сами видели, что происходило при Брежневе. Застой, безнадега, и никакого просвета. Ну какой тогда позитив? А если будут перемены…в общем, посмотрим.
Мы сидели еще около часа. Банкет закончился далеко за полночь. Вернее, не закончился – кто хотел, остались допивать и доедать, но это уже самые стойкие. Часть присутствующих на банкете отвели в их комнаты – сами они идти практически не могли. Когда мы с Ольгой вышли на воздух, сытые и усталые, ко мне вдруг подошел тот самый старшина, с которым у нас возник конфликт на входе. Он помялся секунды две, потом попросил:
– Можно с вами поговорить? Я извиниться хочу…ну…за то, что вас не узнал. И что вашего секретаря задел. Простите!
Я хмыкнул, пожал плечами:
– Ты чего, старшина? За что извиняться? Да у меня к тебе никаких претензий! Перестань! Ну нес службу, да. Не узнал – и чего? Я сам себя по утрам бывает не узнаю. А в последний год я все больше бородатым ходил. Так посмеялись, да и забыли! Не беспокойся – если думаешь, что я жаловаться побегу – даже и не думай. Боже упаси стучать! Лучше идти поешь, выпей – у тебя служба уже заканчивается. Нина Викторовна! Угостите старшину, голодный небось! Ну, все, давай! Шагай, старшина! Удачи тебе по службе и по жизни!
Старшина ушел с Ниной Викторовной, успокоенный и довольный, а ко мне тут же подошел Ефремов. Он был мрачен, и я ждал, что сейчас он мне выговорит «за все хорошее». Иван Антонович настоящий коммунист, а еще, как ни странно, на мой взгляд – трансгуманист. Наука – как средство улучшения жизни человека, освобождение его от страданий, избавление от старости и смерти.
– Извините, Михаил Семенович…мне показалось, что вы и правда знаете дату моей смерти. Прошу вас, скажите. Что, недолго мне осталось?
