Ему не хотелось верить в то, что было очевидно.
— Здравствуйте. Вы следователь? — послышался голос из-за ограды.
Реваев обернулся. Элегантная блондинка лет тридцати — тридцати пяти пристально смотрела на него, положив руку на калитку.
— Полковник Реваев Юрий Дмитриевич. — Он продемонстрировал удостоверение.
— Я думала, — женщина нервным движением откинула в сторону упавшую на лоб прядь волос, — я надеялась, что нас больше не будут беспокоить.
Реваев промолчал, предоставляя возможность собеседнице высказаться.
— Так мне обещал тот следователь, который приезжал до вас. Сразу после… — она запнулась.
— Я понимаю, — кивнул Реваев, — я постараюсь не задерживаться у вас долго. Вы мне, кстати, не поможете, Полина Игоревна? Я ведь не ошибся?
— Я думаю, ошибиться трудно, — жена, точнее уже вдова, убитого банкира не скрывала свое раздражение, — здесь больше нет других женщин. И лучше без отчества.
— Еще же есть ваша дочь, — заметил полковник.
— Надя, — брови женщины взмыли вверх, при этом Реваеву показалось, что удивление было слишком наигранным, — какая она женщина, она совсем ребенок. Ей нет и четырнадцати. В чем вам нужна помощь?
Полина открыла калитку и, осторожно обогнув место убийства, приблизилась к Реваеву.
— Я не вижу камер видеонаблюдения. Насколько я знаю, они здесь есть.
— Да, их почти невозможно заметить. Когда отделывали этот дом, Анатолию в голову пришла мысль сделать видеонаблюдение скрытным. Не знаю зачем, меня это мало интересовало. Одна камера закреплена вон за той балкой, — Полина вытянула вверх руку, — она снимает почти всю террасу, а вторая под свесом крыши, она направлена на дорожку, ведущую к дому.
— Хороший ракурс, — оценил Реваев, увидев наконец вторую камеру. Она отлично просматривала место убийства. — И тем не менее записи исчезли.
— А что вы хотели? — Голос Локтионовой прозвучал резко. — Чтобы убийца оставил вам запись?
— Но для начала он должен был об этой записи знать, — заметил полковник.
— Ну, конечно же, Анатолий все рассказал этому человеку, когда позволил ему поселиться в этом доме. — Полина явно не хотела произносить имя Подгорного.
— Вы не покажете мне, где находится записывающее устройство, — попросил Реваев, — я полагаю, оно тоже спрятано.
— Пойдемте, — кивнула Локтионова.
Рекордер был действительно надежно припрятан в шкафу, расположенном под лестницей, ведущей на второй этаж.
Полина распахнула декоративную деревянную дверцу, за ней пряталась вторая, уже металлическая. Локтионова дернула за ручку, но дверца была заперта.
— У меня нет с собой ключей, — пожала она плечами, — они у нас в доме, их брали ваши коллеги, когда проводили обыск.
— А у вашего постояльца ключ был? — уточнил Реваев.
— Вот уж не знаю, — она вновь пожала плечами, — думаю, Анатолий передал все ключи. Раз жесткий диск вынут, значит, ключи были. Верно?
— Может быть, — не стал спорить полковник, — скажите, после того как вы приносили сюда еду, вы еще потом выходили из дома?
— Нет, — она покачала головой, — какое-то время я смотрела телевизор, но ничего интересного не было. Около полуночи я его выключила и пошла спать.
— Сразу спать? — Реваев внимательно осматривал просторную гостиную.
— Я приняла душ, переоделась, выпила стакан воды. Какие еще подробности вас интересуют? — Раздражение Локтионовой ощущалось все сильнее.
— И спали до утра не просыпаясь?
— Да, именно так. Проснулась я в семь и поняла, что Анатолий так и не возвращался. Тогда я оделась и пошла сюда.
— А ваша дочь?
— Что? — не поняла Локтионова. — Она еще спала.
— Я имею в виду, что она делала вечером, — объяснил Реваев.
— Я точно не скажу, — Полина нахмурилась, — она была в своей комнате. Скорее всего, сидела с планшетом.
— Когда вы ложились спать, она уже спала?
— Нет, — Локтионова покачала головой, — сейчас каникулы. Летом я не заставляю ее ложиться спать рано.
— Я хотел бы поговорить с ней.
Реваев был готов к сопротивлению, однако Полина только недовольно цокнула языком.
— Пойдемте, она дома. Надеюсь только, — она обернулась, — разговор будет не очень долгим, нам скоро надо уехать.
— Всего несколько вопросов, — заверил Реваев.
На пути к дому Реваев вновь остановился возле огромной березы. Полина недовольно оглянулась на него.
— Прекрасное дерево, — Юрий Дмитриевич похлопал толстенный ствол, — к таким в деревнях обычно качели привязывают.
— У нас есть садовые качели за домом, — отозвалась Локтионова, — зачем портить дерево?
— Вы правы, — согласился Реваев.
* * *
Сменив две машины такси и выбросив по дороге телефон, Макс наконец добрался до дома. На всякий случай последние два квартала он прошел пешком. День, начинавшийся так удачно, обернулся катастрофой. Конечно, он не попался, однако теперь полиция знала, как он выглядит. Уже завтра фотографии короткостриженого блондина будут у всех патрульных.
Приняв душ, Подгорный немного успокоился. Однако он все равно понимал, что ситуация стала намного хуже, чем она была днем ранее. Взяв один из трех оставшихся у него телефонов, Макс вышел из дома. Белая бейсболка и темные очки с широкой оправой, может быть, и скрывали его внешность от проходящих мимо людей, но ощущения безопасности не давали. Подгорный все время ловил на себе пристальные, настороженные взгляды прохожих. Скорее всего, эти взгляды были всего лишь плодом его испуганного сознания, однако от каждого из них Максу хотелось броситься прочь.
Прошагав минут двадцать, Подгорный оказался возле небольшого аккуратного сквера с несколькими лавочками в тени деревьев. Почти все скамьи были заняты отдыхающими пенсионерами, однако Максу повезло найти свободное место. Вновь пускаться в самостоятельные поиски нового жилья ему не хотелось, а точнее, было страшно, но и оставаться в нынешней квартире долго было нельзя. Особенно теперь, когда его новая внешность стала известна преследователям.
Максу нужна была помощь. Однако в огромной Москве помочь ему было некому. Он уже и так обратился к человеку, который по долгу службы обязан содействовать его розыску, но никак не помогать прятаться. В родном Среднегорске людей, которые наверняка пришли бы ему на помощь, было гораздо больше. Хотя, конечно, и единица гораздо больше нуля. На самом деле таких людей было не так много, и велика вероятность того, что следствие взяло под контроль их телефонные разговоры. Подгорный задумался. Через несколько мгновений он с радостью щелкнул пальцами. Сокольский! У главного редактора принадлежавшей Подгорному Среднегорской телекомпании был второй телефон, номер которого знали только Подгорный и выпускающие редактора телеканала, которым под угрозой увольнения Сокольский запретил рассказывать о нем кому бы то ни было. Когда Юрий Борисович хотел побыть в уединении и отдохнуть от общения с людьми, он выключал всем известный номер, однако при необходимости с ним всегда можно было связаться. Номер не был зарегистрирован на Сокольского, и вряд ли полиция о нем уже узнала. В любом случае стоило попытаться. Макс набрал номер Сокольского и, когда услышал недовольное «Слушаю», жизнерадостно произнес:
