— Пару минут дайте, — попросил Туз.
— Я не тороплю вас, — отозвался Реваев и, распахнув дверь сторожки, позвал Мясоедова.
* * *
Дом Максу понравился. Хотя он и не был слишком велик, однако в нем было все необходимое для комфортного проживания, а высокий кирпичный забор, обсаженный по всему периметру разросшимися кустами сирени, мог вполне успешно скрывать обитателя дома от любопытных глаз, ежели тот вдруг решит позагорать у себя на участке. Сам коттеджный поселок был расположен в двадцати километрах от Владимира и с трех сторон окружен сосновым лесом, а четвертой выходил прямо на берег небольшой речушки, которая тремя километрами ниже по течению впадала в Клязьму.
— Ну ладно, Максим, продуктами вы недели на три точно обеспечены, алкоголем еще больше. Хлеб и что-то по мелочи можно прикупить в местном магазинчике, — Сокольский помахивал на вяло разгорающиеся угли свежим выпуском «Форбс», — но что дальше? Сколько вы тут собираетесь отсиживаться? Всю жизнь?
— Юрий Борисович, у вас есть другие варианты? — Макс, уже выложивший мясо на решетку, разливал коньяк по бокалам. — У меня одна надежда, что Реваев сможет доказать мою невиновность.
— Если не ошибаюсь, доказывать невиновность — работа адвоката.
Угли наконец разгорелись, и Сокольский подошел, чтобы попробовать коньяк.
— Прелестно! — он зажмурился от удовольствия, — а работа следователя — искать преступника. Надеюсь, вы разницу улавливаете?
— Где вы видели таких адвокатов, Юрий Борисович? — фыркнул Макс. — В американских фильмах? Задача адвоката — выжать из своего клиента максимум, прежде чем тот отправится по этапу, потому что потом это уже будут делать другие люди. Поверьте мне, чем именитее адвокат, тем лучше он справляется именно с этой конкретной целью и ни с чем другим.
— Возможно, вы правы, — Сокольский подцепил вилкой оливку и отправил ее в рот, — но если мы не можем рассчитывать на тех, кто нам должен помочь по долгу службы, то с чего вы взяли, что Реваев вас выручит? Я так понял, человек он хороший, но он следователь. Понимаете, Максим, следователь! Он обучен находить следы, и, судя по тому, что вы мне рассказали, вы не можете быть точно уверены, что это следы не ваши.
— Вы что же, Юрий Борисович, думаете, что я мог убить Локтионова? — Макс с удивлением смотрел на главного редактора своей телекомпании. — Почему тогда вы здесь?
— А почему нет? — Сокольский невозмутимо сделал еще глоток коньяка. — Одно дело — спланировать и совершить преступление, хотя и в этом случае я бы оставался вашим другом, и совсем другое — выжрать две бутылки виски, ткнуть ножом собутыльника, а потом, проснувшись, ничего об этом не помнить. Я не скажу, что это нормально, Максим. Но это обыденность, как бы дико это ни звучало. Преступление, на мой взгляд, не в том, что по пьяни один режет другого, преступление совершается уже тогда, когда вы пьете вторую бутылку. Что вы можете контролировать после этого? Да ничего!
— Вы бы на коньячок не налегали тогда, — хмуро посоветовал Подгорный.
— Коньяк — благородный напиток, — отмахнулся Сокольский, — в нем нет низменных инстинктов. Ваше здоровье!
— Это всегда пожалуйста, — отозвался, поднимая бокал, Подгорный.
— Максим, а что вы тут делать будете в гордом одиночестве? — Сокольский положил решетку с мясом на прогоревшие угли. — Ну кроме распития спиртных напитков в одно лицо.
— Даже не знаю, — задумался Макс, — у меня читалка есть электронная, накачаю себе детективов, буду читать.
— Детективов? — удивился Юрий Борисович. — У вас и так сплошной детектив вокруг. Еще не надоело?
— Надо же подтянуть теорию, — усмехнулся Макс, — Уголовный кодекс я уже изучил на прошлой неделе. Но там все совсем печально. Срока огромные, этапы длинные. Теперь займемся более творческим материалом.
— Вам впору уже самому начинать книги писать, — Сокольский перевернул решетку и втянул ноздрями запах дыма, — скоро готово будет, пахнет изумительно.
— Кстати, это мысль, — согласился Подгорный, — уж не знаю, какие во мне скрыты таланты, и есть ли они вообще, но вспомнить есть что, это точно. Правда, все как-то печально в моих воспоминаниях.
— Так детектив и должен быть печальным, — отозвался Юрий Борисович, — я же, признаюсь, тоже почитываю вечерами. Вот сейчас мода пошла пытаться такой детектив написать, чтоб еще и смешно было. Целый жанр придумали, иронический детектив называется. На мой взгляд, глупость несусветная. Ведь детектив — это что? Это преступление, как правило, убийство. Это трагедия, торжество зла.
— Ну так ведь преступника потом находят, хотя бы в книгах, значит, в итоге добро победило, все радуются.
— А вот и нет, — нахмурился Сокольский, — в книгах преступника не находят. В книге персонаж, которого ты уже за триста страниц успел узнать, а порой и полюбить, оказывается преступником. Что это, по сути? Это значит, что зло вновь победило, а сыщик, вычисливший убийцу, всего лишь констатирует это печальное обстоятельство. Подлинный детектив, Максим, — это трагедия, причем двойная.
— Да уж, Юрий Борисович, глубоко вы копаете, — Макс долил коньяк себе и Сокольскому.
* * *
— Ну как вам аппарат? — Мясоедов хлопнул рукой по рулевому колесу. — Мощная штука?
— Да уж, — невнятно отозвался Реваев, — просторно.
— Конечно, не крузак, но машинка достойная, — делился впечатлениями Мясоедов, — умеют немцы все же делать. Да и по цене приемлемо, хотя, конечно, все равно кредит брать пришлось.
— Я слышал, оперативному составу с сентября должны зарплаты повысить, — обрадовал Жору полковник.
— Это правильно, — обрадовался Мясоедов, — повышение мне зарплаты — это всегда правильно. Насчет остальных, конечно, не уверен. Вот взять Фишмана, за что ему вообще зарплату платить? Ни черта не делает, на задержания уже недели три не выезжал. Либо в спортзале грушу колотит, либо в тире патроны тратит. А патроны ведь тоже денег стоят!
— Смотри, Ленька про такие слова узнает — намнет тебе бока. — Реваев отлично знал о дружбе оперативника с командиром группы захвата Леней Фишманом.
— Намнет он, как же, — усмехнулся Мясоедов, — я ему сам что угодно намять могу. Давненько мы, кстати, с ним не возились, надо проведать его.
— А как, кстати, Дима? Ты давно был у него?
— Рыбалко? — уточнил Мясоедов.
Реваев кивнул.
— Да нормально, держится. Ходит, конечно, пока, как Кутузов, с повязкой. Но вроде по осени обещают ему искусственный глаз установить. Говорят, почти ничего и не заметно будет.
Дмитрий Рыбалко, напарник Мясоедова, несколько месяцев назад был тяжело ранен, когда, наплевав на все писаные и неписаные правила, решил в одиночку задержать преступника, над поиском которого вся следственная группа работала целых три месяца. В итоге этой авантюры сам Рыбалко чуть не погиб, а Реваеву пришлось долго корпеть над составлением бумаг, объясняющих странное поведение своего подчиненного
[3].
