— Четырнадцать лет ей будет всего через три дня, — парировала Крылова, — и эти дни пролетят быстро, очень быстро.
— Дело не в ответственности за показания, — нахмурился Реваев, — дело в ответственности за то, что может быть осужден человек, который вовсе не убивал. Ты понимаешь это? — Он подался всем телом вперед, словно намереваясь прикоснуться к Наде. — Тебе исполнится четырнадцать, пятнадцать, даже двадцать лет, а человек будет нести наказание за другого. Он будет сидеть взаперти, и на нем навсегда будет клеймо убийцы.
— Ну хватит! — Чижевский вскочил на ноги и сделал шаг, словно пытаясь загородить собой Надю от взгляда полковника. — Она ничего этого не знает и знать не может. Она ребенок. Если у вас есть вопросы по существу, задавайте их, только без этой вашей патетики. Если нет, будем считать наше общение завершенным.
— У меня только один вопрос, — Реваев наклонился в сторону, чтобы видеть Надино лицо, — ты видела, кто убил Локтионова? Ты видела, кто убил твоего отца?
Надя побледнела, ее сжатые губы превратились в одну тонкую полоску с синеватым отливом. Крылова видела, как глаза девочки заблестели, однако она каким-то невероятным усилием удержалась от того, чтобы заплакать.
— Я видела, — прошептала она, — я все видела.
* * *
Вечер был теплым. Хотя уже давно перевалило за полночь, разогретый за день воздух не спешил охлаждаться, и ей было вполне комфортно в короткой юбке и футболке, под которую она не стала надевать лифчик. Несколько мгновений она в нерешительности постояла на верхней ступеньке крыльца, а затем осторожно, так, будто ее мог кто-то услышать, начала спускаться. Несколько легких быстрых шагов, и вот она уже пересекла освещенный участок и укрылась в тени огромной березы. Еще несколько шагов, и она будет у ограды. Она прислушалась, но было на удивление тихо. Странно, их ведь там двое, и оба наверняка уже изрядно навеселе. Обычно в таком состоянии люди делаются гораздо более шумными, чем обычно. А может, их там уже так развезло, что оба уснули? Она вновь нерешительно замерла. Неожиданно ей показалось, что кто-то невидимый внимательно наблюдает за каждым ее движением. Почему в темноте на ум всегда приходят всякие глупости? Она поежилась. Все же идея не надевать лифчик была не самой лучшей. Но не возвращаться же сейчас домой. Она и так уже опаздывала.
Калитка, открываясь, негромко скрипнула. В этой странной ночной тишине, когда почему-то даже не было слышно обычного в это время пения дроздов и камышовок, этот скрип нещадно ударил в уши так, что она захотела зажать их руками. Но кажется, кроме нее, этот скрип никем не был услышан. Она сделала шаг вперед и чуть не врезалась в темную фигуру, внезапно появившуюся из-за разросшегося куста калины.
— Какая встреча, — удивленно пробормотал Локтионов, с трудом застегивая брюки, — я стесняюсь спросить, а почему это мадемуазель до сих пор не в кроватке? Все хорошие девочки уже давно баиньки.
Она молчала, не зная, что сказать в ответ. Локтионов наконец справился с пуговицами на брюках и теперь внимательно рассматривал падчерицу. Так некстати появившаяся из-за облаков луна светила ей прямо в глаза. Хотя, похоже, освещала она не только лицо.
— А что, Полина не говорила тебе, что в твоем возрасте девочки уже носят лифчик, — взгляд Локтионова замер на ее небольшой, но уже достаточно оформившейся груди, — или ты в том возрасте, когда его можно уже не носить?
На лице его появилась усмешка, он покачнулся, но, сделав шаг вперед, удержался на ногах.
— Я так понимаю, хорошими девочками здесь и не пахнет. — Его вновь качнуло вперед и, чтобы не упасть, он ухватился рукой за ее плечо. В лицо ей ударил запах алкоголя. — И куда же мы направляемся, вся из себя такая нарядная? А накрасилась-то как! Губищи аж светятся в темноте!
Его рука скользнула с ее плеча чуть ниже и легла ей на грудь. Она почувствовала, как его пальцы сжимаются все сильнее.
— Не надо! — испуганно выкрикнула она.
Где-то совсем рядом она услышала шорох, но плохо соображающий Локтионов не обратил на него никакого внимания.
— Почему не надо? — Он протянул вперед вторую руку. — Очень даже надо. Когда-то же должно быть так, как мне надо. Пусть это будет сейчас.
Появившаяся откуда-то из темноты фигура стремительно метнулась в их сторону и налетела на пьяного банкира.
— Вы что творите? — даже в такой ситуации всегда вежливый Денис обращался к Локтионову на «вы». Он ухватил Анатолия Григорьевича за руку и пытался оттащить его от растерявшейся Нади.
— Ты кто такой? — отмахнулся, стряхивая подростка с руки, Локтионов. — Я не пойму, ты кто? Ты чего тут делаешь? Кто это? — Он повернулся к Наде: — Это что, твой кобелек? Ты ради него вырядилась?
— Не смейте с ней так говорить! — возмущенный Денис сделал было шаг вперед к Локтионову.
Тот ударил его в лицо раскрытой ладонью, отчего потерявший равновесие подросток полетел на землю. Вскочив на ноги, он бросил на пьяного мужчину взгляд, полный ненависти, и бросился бежать прямо через кусты.
— И все? — удивился Анатолий Григорьевич. — И это все?
С глупой улыбкой на лице он широко развел в стороны руки и, чуть присев, что есть силы хлопнул в ладоши.
— Бумс! Все! Сдулся кобелек твой, — он рассмеялся злым холодным смехом, неприятно оскалив зубы, — ну и правильно, нечего ему здесь мельтешить, в моем доме. Здесь я решаю, кто, кого и куда.
Возможно, причина была в том, что Локтионов немного протрезвел, а возможно, потому, что Денис не пытался скрыть свое приближение, но в этот раз банкир вовремя услышал шум за спиной и резко обернулся. Нож, который подросток сжимал обеими руками, неожиданно легко на глубину всего лезвия вошел в мягкий живот Анатолия Григорьевича.
Локтионов охнул, причем в его возгласе удивления и гнева было больше, чем боли. Резкими, рваными движениями он выкинул вперед сначала одну руку, затем вторую. Сильные пальцы сомкнулись на горле подростка. Денис захрипел.
— Сучонок, удавлю, — прошипел Локтионов.
Денис беспорядочно размахивал руками, пытаясь вырваться, но Локтионов был гораздо сильнее и не ослаблял хватку. Лицо подростка начало синеть, было видно, что еще немного — и он потеряет сознание. Локтионов обернулся к падчерице и хищно улыбнулся.
— Вот и все, допрыгался твой кузнечик!
Неожиданно улыбка исчезла с его лица. Банкир опустил голову и посмотрел вниз, на свой живот, из которого торчала рукоятка кухонного ножа. Руки его разжались, и Денис получил долгожданную возможность вдохнуть.
— Да что ж тут творится? — прохрипел Локтионов, выдергивая нож.
Кровь с силой ударила из открытой раны. Анатолий Григорьевич хотел еще что-то сказать, но изо рта его вырвался лишь стон, полный боли и страха. Ноги банкира подломились, и он, рухнув на газон, скрючился, словно пытаясь закрыть нанесенные ему страшные раны.
— После этого появился Алексей, — всхлипывая, продолжала Надя свой рассказ, — он присел возле Анатолия, потрогал его, а потом сказал, что все кончено. Да, он именно так и произнес. Все кончено! Тогда я заплакала, а Денис… мне кажется, он тоже плакал. Тогда Алексей сказал, что реветь уже поздно. Он вытер какой-то тряпкой нож и бросил его на траву рядом с Анатолием, а нам велел забыть о том, что здесь произошло, и никогда ни за что не признаваться, что мы вообще тут были.
