— Следственный комитет, — Вика тщетно пыталась вспомнить, куда переложила из дамской сумочки служебное удостоверение, — дайте пройти.
— Вы документы сначала покажите, потом командуйте. — Пухлая рука, держащая флажок, перекрывала дорогу, словно шлагбаум.
Крылова сунула руку за отворот куртки и нашла то, что ей было нужно.
— Дайте мне пройти в этот вонючий вагон, — ее рука крепко сжимала рукоятку направленного на проводницу пистолета, — а после отправления проводите меня к начальнику поезда.
— Да что ж он вонючий-то вдруг, — пятясь, пробормотала проводница, — здесь и не курил никто, и белье все свежее.
Крылова вошла в тамбур и убрала пистолет в кобуру. Сознание тут же услужливо, хоть и запоздало, подсказало ей, что удостоверение находится в правом внутреннем кармане куртки.
— Вот документы.
Виктория протянула руку прижавшейся к стене испуганной женщине. Та мельком скользнула взглядом по зажатому в руке удостоверению.
— А что мне документы, я и так верю. Людям же надо верить, а если люди из органов, так тем более. Пойдемте, я вас к начальнику поезда отведу. Он вам рад будет, ему сейчас все равно делать нечего. Только вы ему пистолет сразу не показывайте. У него сердце слабое, в возрасте он.
Следуя за непрерывно бубнящей женщиной, Виктория довольно улыбнулась. Эх, видел бы Мясоедов, как лихо она выхватила пистолет. А ведь это была его идея, чтобы она взяла с собой оружие. Реваев был против. Интересно, что сказал бы полковник, если бы узнал, что она наставила пистолет на проводницу поезда. Но ведь она сама виновата, эта толстая тетка, да и потом, пистолет был на предохранителе. Наверняка был. Надо будет потом посмотреть. Ох, что бы на это все сказал Юрий Дмитриевич?
Крылова не знала, что Юрий Дмитриевич говорить сейчас не мог. Так же, как не мог видеть и слышать. Он вообще почти ничего не мог, как не могут все потерявшие сознание люди.
«Скорая» подъехала к стоящему на Комсомольской площади микроавтобусу через десять минут после того, как из него выскочили устремившиеся вслед за Крыловой оперативники.
В салоне остались только неподвижно лежащий на сиденьях Реваев, водитель и растерянный, не знающий, что теперь делать, Куранов. Всего час, даже полчаса назад все было просто и понятно. Полковник Реваев руководит операцией, майор Куранов по мере сил пытается быть полезным. Все! Вся ответственность за проведение операции лежит на Реваеве, если что-то пойдет не так, Куранову надо будет лишь принять соответствующее обстановке выражение лица и сочувственно помолчать вплоть до того момента, как ему будет дана возможность вернуться в свой город.
А что теперь? Кто сейчас руководит операцией? Конечно, эти ребята из группы захвата в своем деле толк знают, но ведь кто-то же должен их координировать. Надо как-то связаться с Главным управлением и сообщить о сложившейся ситуации. Черт, он даже телефон не знает, кому именно звонить надо. И где взять номер? Не спрашивать же у водителя. Кажется, Реваев напрямую подчиняется начальнику Главного следственного управления. Точно, генералу Карнаухову. Надо позвонить своим, в Людиново, они свяжутся с Главным управлением и выяснят номер генерала, ну или хотя бы попросят, чтобы с ним, Курановым, связался кто-то, кто полномочен принимать решения и кто возьмет на себя руководство операцией.
— Сергей.
Куранов так глубоко погрузился в свои размышления, что до него не сразу дошло, что его зовут, что его зовет Реваев.
— Сергей… — Реваев говорил тихо, почти шепотом.
Куранов соскользнул с сиденья и встал перед Реваевым на колени, чтобы лучше слушать еле различимый шепот полковника.
— Достань телефон.
Куранов непонимающе сунул руку в карман джинсов.
— Мой, — прошептал Реваев, — мой телефон. В куртке.
Куранов поспешно ощупал карманы куртки полковника и извлек смартфон в черном кожаном чехле.
— Ноль, четыре, двенадцать, пятьдесят девять. Повтори.
Куранов послушно повторил названные числа.
— Пароль к телефону, — прошептал полковник, — там все номера. Созвонись с Карнауховым, объясни все. И позвони Крыловой. Телефон потом ей отдашь. Понял?
— Я все понял, Юрий Дмитриевич, — кивнул Куранов.
— Фишман — командир группы захвата, — с усилием продолжил Реваев, — толковый, но очень резкий. Надо придерживать. — Он закрыл глаза, обессилев от разговора.
— Ну и что здесь у нас? — Молодой мужчина в медицинской форме подошел к раскрытой двери микроавтобуса. — Больной где?
— Здесь, проходите, — обернулся Куранов, — вот он. Представляете, ехали — и внезапно сознание человек потерял.
— Представляю, — кивнул врач, забираясь в салон микроавтобуса, — спиртное употребляли?
— Ты что, вконец одурел? — удивился хамству Куранов. — Это полковник следственного комитета.
— Я надпись-то на борту прочел, — усмехнулся молодой человек, раскрывая пластиковую укладку, из которой он извлек тонометр, — хотите сказать, ваши не пьют? Еще как пьют. И полковники, и генералы, и все остальные. Так что давайте вы обиды при себе держать будете, а мне просто на вопросы отвечайте. Больного, кстати, как зовут?
— Хорошо, доктор, — еле сдерживаясь, отозвался Куранов, — спиртное не употребляли. Зовут его Юрий Дмитриевич. Устраивает вас это?
Врач молча кивнул.
— Ну если устраивает, тогда я вам еще скажу, только тоже, чтоб без обид. Если вы этого человека не откачаете, вопросы вам буду задавать я, причем в таком месте, которое вам совсем не понравится.
— Ну каждый раз одно и то же, — вздохнул врач. — Помогите мне снять с него куртку, надо померить давление. Юрий Дмитриевич, вы сейчас как себя чувствуете? У вас уже были такие приступы?
— Да, — прошептал Реваев, — три дня назад. В кабинете.
— Что было? — Доктор наклонился ближе к полковнику. — Тоже сознание теряли?
— Не помню, — пробормотал Реваев, — ничего не помню. Голова раскалывается. — Он замолчал.
— Тут вообще что творится?
Куранов оглянулся и увидел стоящую возле раскрытой двери микроавтобуса высокую фигуру.
— Так вот, — обрадовался появлению Мясоедова Сергей Михайлович, — Юрию Дмитриевичу плохо стало, пришлось скорую вызывать, теперь думают, что делать.
— Что делать, в больницу везти, раз плохо, — нахмурился Жора. — Выйди, поговорить надо.
То, что Мясоедов решил перейти на «ты», Сергея Михайловича не смутило. Обстановка не располагала к излишним любезностям.
— Значит так, — начал объяснять Жора, — в поезд она села, поезд ушел. Ну это и так понятно. Фишман двух бойцов загнал на крышу почтового вагона, так что Крылова под присмотром.
— Он же сказал, чтобы в поезде больше никого не было, — заволновался Куранов.
