– А поскольку в изоляторе день за полтора, он еще и вышел раньше, – закончил за капитана Жора, – я в полном восторге. К тебе родственники этого Агапова потом ни разу не приходили?
– Приходили как-то раз, я уже думал, отца его самого за хулиганку закрывать придется, чуть кабинет мне весь не разнес, – признался следователь.
– Кабинет ладно, удивительно, как он тебе голову не разнес?
– А за что? – На лице Кожевникова от возмущения выступили красные пятна. – Приговор не я выносил. Я им так и сказал, не нравится приговор, идите к судье.
– Вот ты красавчик, – фыркнул Мясоедов, – а если бы они по твоей наводке судье башку проломили?
– Не, вряд ли, – покачал головой капитан, – мужик этот, отец убитого, как пары все выпустил, так и обмяк, его жена еле до машины довела. Не думаю, что он еще потом куда-то мог сунуться.
– Ну не знаю, – Жора откинулся на скрипнувшую под его весом спинку стула, – мог он или не мог, а только Мирзоеву вчера голову кто-то из дробовика разнес начисто. Ну и еще троим до кучи.
– Да знаю я, – помрачнел следователь, – видел сводку. Ты что, думаешь, это отец Агапова четверых положил?
– А он их и не клал, – ухмыльнулся Жора, – они все как сидели, так в машине сидеть и остались.
Капитан на мгновение задумался.
– Нет, вряд ли это он. У них и ружья, по-моему, дома нет.
– А что, ты у них обыск делал?
– Обыск, положим, не делал, но в квартире был. Ружейного сейфа не видел, хотя конечно, – Кожевников пожал плечами, – он мог в шкафу быть спрятан. Но там мужик этот, отец, на охотника никак не похож.
– Во как, новое слово в криминалистике. – Жора с наслаждением потянулся и спрятал полученную от капитана бумажку в нагрудный карман. – И давно у охотников особые приметы появились?
Кожевников недовольно насупился и промолчал.
– Ружье вообще может быть чужое, даже скорее всего. Там ведь из обреза стреляли. Кто будет свое ружье резать? Это же до первой проверки.
– Знаешь, если человек живет желанием отомстить, – отозвался капитан, – то ему в принципе все равно, что будет потом, после мести. Может, после ему станет не все равно, но поначалу он об этом совсем не думает, поверь мне.
– Может быть, ты и прав. – Жора встал и протянул следователю руку. – Спасибо за баранки.
– Ага, проголодаешься, заезжай еще, – усмехнулся Кожевников, крепко пожимая руку оперативника, – только со своей едой.
* * *
Автоматические откатные ворота неторопливо, словно испытывая терпение сидящего в машине человека, поползли в сторону. Однако, даже если они и делали это злонамеренно, что, как правило, автоматическим воротам несвойственно, цели своей они не достигли. Человек за рулем терпеливо дождался того момента, когда открывшийся проем станет достаточно широким, и плавно тронул автомобиль с места. Охранник в черной униформе и с вьющимся от воротника прямо в левое ухо проводком рации хмуро взглянул на подъездную дорожку и, убедившись в том, что других посетителей ближайшее время не предвидится, вновь нажал кнопку пульта. С разочарованным гулом ворота все так же медленно поползли в обратную сторону.
Проехав по обсаженной с обеих сторон молодыми елями асфальтированной аллее к скрытому в глубине огромного участка дому, автомобиль остановился прямо у широкого, выложенного белым мрамором крыльца. Выйдя из машины, Юрий Дмитриевич с удовольствием оглядел возвышающийся перед ним трехэтажный особняк, скорее напоминающий усадьбу богатого русского помещика девятнадцатого века, чем дом владельца компании по переработке твердых отходов. Возвышавшиеся на постаментах белые, судя по всему, тоже мраморные львы с холодным равнодушием смотрели поверх головы Реваева куда-то вдаль, очевидно не заинтересовавшись появлением столь скромной персоны. Столь же холодно смотрел на полковника и очередной, появившийся на крыльце, охранник, на этот раз одетый в строгий черный костюм.
– Следуйте за мной, – сухо бросил он полковнику.
Поднимаясь, Юрий Дмитриевич успел сосчитать все двенадцать ступеней и шесть колонн массивного, выдающегося вперед портика, украшенного треугольным фронтоном, посредине которого поблескивал позолотой двуглавый орел. Если у кого-то из гостей и могли появиться сомнения в безупречном вкусе владельца особняка, то усомниться в его патриотизме явно никто бы не посмел.
Хозяин дома, высокий, широкий в плечах, а еще больше в талии мужчина лет пятидесяти, встретил Реваева в просторном холле, разделенном пополам уходящей вверх широкой лестницей. Запах алкоголя полковник почувствовал еще до того, как успел пожать протянутую ему руку.
– Полковник Реваев Юрий Дмитриевич, – представился следователь.
– Знаю, звонили, – Волков криво усмехнулся, – как меня зовут, вы тоже, наверно, знаете. Николай, – повернулся он к охраннику, – скажи Ольге, пусть подаст три кофе в охотничий кабинет. Или вам чай? – Он исподлобья взглянул на Реваева.
– На ваше усмотрение. – Задрав голову, Реваев разглядывал огромную, значительно превосходящую размерами ту, что висела в кабинете генерала Карнаухова, хрустальную люстру.
– Значит, три кофе, – заключил Волков, – пойдемте.
Он двинулся вперед, немного покачиваясь, словно капитан корабля, только сошедший на берег после многодневного морского похода. Реваев тут же последовал за ним, опасаясь отстать и затеряться в огромном доме.
В просторном, как прикинул Реваев, шесть на шесть метров, кабинете их ждала женщина, несколько ниже ростом, но столь же широкая, как и хозяин дома. Она сидела на огромном, обтянутом темно-зеленой кожей диване, откинувшись на спинку, и задумчиво смотрела куда-то в противоположную стену. При виде входящих мужчин на ее бледном, с покрасневшими глазами лице появилось слабое подобие улыбки.
– Моя супруга, Наталья Алексеевна.
Волков подошел к жене и положил руку ей на плечо, та, наклонив голову, коснулась щекой его ладони. Полковник впервые с того момента, как въехал на территорию усадьбы, почувствовал некое подобие симпатии к живущим здесь людям.
– Реваев Юрий Дмитриевич, – как и минуту назад повторил полковник, только с чуть более мягкой интонацией.
– Располагайтесь, полковник.
Волков махнул рукой в сторону двух таких же кожаных и темно-зеленых, как и диван, кресел, стоявших у противоположной стены. Над одним из кресел со стены на полковника грустными глазами смотрела украшенная ветвистыми рогами голова оленя, над другим яростно скалилась здоровенная башка бурого медведя. Немного подумав, Реваев уселся под головой медведя.
– Все туда садятся, – хмыкнул, подходя к письменному столу, Волков, – никто под рогами сидеть не хочет. Вам налить?
Он открыл стоящую на столе уже почти пустую бутылку коньяка и наполнил бокал почти до половины.
– Я же за рулем, – нашел уважительную причину для отказа Юрий Дмитриевич.
