– Потому что он был, – хмуро отозвался Реваев. – Сейчас объясню. Группа Загурского задержала с поличным зама Фомина, который тут же дал показания, что деньги предназначались шефу. Что надо было сделать? Правильно, пообещать что-нибудь задержанному, надеть на него микрофон и отправить на встречу с Фоминым. Все это надо было делать сразу же после задержания. Вместо этого задержанного увезли на допрос в управление, потеряли время, а затем покатили в квартиру Фомина, ожидая найти там миллионы в тумбочке. Это – верх непрофессионализма, Илья, и ты должен это понимать. Даже сам Фомин это сразу понял.
Реваев замолчал и устало откинулся на спинку стула. Только сейчас Илья Валерьевич заметил, что лицо полковника необыкновенно побледнело, а под глазами отчетливо проступили темные круги.
– Ладно, Юра, не принимай близко к сердцу, – как можно мягче произнес Карнаухов, – с делом вы справились, молодцы. Остальное не так уж и важно. Если хочешь, отдохни пару дней, а то что-то ты бледненький.
– Да, ты прав, – к удивлению генерала, тут же согласился Реваев, – похоже, мне и впрямь надо отдохнуть. Не уверен только, что двумя днями получится обойтись.
Полковник встал и, сухо кивнув Карнаухову, направился к выходу.
– Юра, надеюсь, ты помнишь, Валеевы не должны узнать про запись регистратора?
Ничего не ответив, Реваев вышел из кабинета. Оказавшись в приемной, он обессиленно опустился на стул и полез в карман за таблетками. Головная боль, терзавшая его последние полчаса, окончательно распоясалась и норовила вырваться из черепной коробки, пусть даже для этого ей бы пришлось проломить височную кость. Секретарь Карнаухова, увидевшая состояние полковника, бросилась к нему со стаканом воды. Запив таблетку, Реваев сделал еще несколько больших, жадных глотков, опустошив стакан до дна, и вяло улыбнулся.
– Спасибо! Наверное, давление подскочило, пойду к себе в кабинет, померяю.
Не обращая внимания на возражения секретаря, полковник встал и вышел из приемной. В коридоре Реваев почувствовал, как у него кружится голова. Ему пришлось даже ухватиться за стену, чтобы не упасть. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, Юрий Дмитриевич постарался успокоиться и медленно двинулся в сторону лифта. Навстречу ему по коридору торопливо шел, почти бежал, хмурый Загурский. Поравнявшись с Реваевым, майор остановился и бросил на полковника озлобленный взгляд.
– Можете меня поздравить, Юрий Дмитриевич!
– С повышением? – равнодушно спросил Реваев, у которого почти не было сил, чтобы поддерживать любезную беседу.
– Если бы, – оскалился Загурский. – Фомин ведь умер, инфаркт. Представляете?
– Бывает, – все так же равнодушно пробормотал полковник.
– А вы представляете, как это теперь выглядит? Что мы человека своими необоснованными действиями в могилу свели. Я свел, понимаете? И что мне теперь, по-вашему, делать?
– Обосновывайте, – коротко бросил Реваев и двинулся дальше по коридору, не обращая на Загурского никакого внимания.
Вернувшись в свой кабинет, Юрий Дмитриевич снял китель, аккуратно повесил его на спинку кресла и достал из нижнего ящика стола небольшой электронный тонометр. Закрепив манжету на левом запястье, Реваев нажал кнопку и закрыл глаза. Услышав пронзительный писк приборчика, полковник с трудом разомкнул веки и бросил взгляд на дисплей. Сто тридцать на девяносто. Конечно, многовато, но не до такой степени, чтобы голова так раскалывалась. Полковник убрал тонометр в ящик стола, выпил еще одну таблетку обезболивающего и, закрыв глаза, погрузился в задумчивое состояние, которое любой вошедший в кабинет человек принял бы за сон. Тем не менее Реваев не спал. Он ждал, когда головная боль наконец сдастся под натиском растворяющихся у него в желудке химических препаратов. Спустя пятнадцать минут, почувствовав себя немного лучше, Юрий Дмитриевич положил перед собой на стол чистый лист бумаги и взял в руки ручку. Покрутив немного ее перед собой, он испытал неприятное чувство стыда от собственного малодушия и, наклонившись ближе к столу, аккуратно вывел первое слово. Слово было простым, состоящим всего из двух слогов. Такие слова очень любят составители разнообразных ребусов. Древнеегипетский бог солнца стоит на причаливающем к пристани корабле. Рапорт – совсем нетрудно догадаться, хотя, на самом деле, корабль может быть и отчаливающим. Все зависит от того, что именно написано в этом рапорте. В данном случае корабль точно отчаливал. Два коротких слога крест-накрест перечеркивали три десятка лет жизни, отданных Реваевым службе, превращая Юрия Дмитриевича из следователя по особо важным делам в обычного московского пенсионера. Перечитав написанное, полковник удовлетворенно угукнул и поставил подпись, гораздо более размашистую, чем это бывало обычно. Оставалось только отнести рапорт в канцелярию, пережить несколько нудных и неизбежных разговоров с генералом Карнауховым, а возможно, и не с ним одним, отработать еще некоторое, не такое уж и долгое, время и…
– И все, – задумчиво пробормотал Реваев, вставая из-за стола.
Дверь кабинета распахнулась. Волков широкой поступью пересек кабинет, обогнул стол и подошел вплотную к полковнику. Реваев почувствовал, как крепкая рука стиснула его ладонь.
– Был сейчас у вашего шефа, – Волков не уточнил, у кого именно, но Реваев подумал, что речь идет о человеке, занимающем значительно более высокую должность, чем его непосредственный начальник Карнаухов, – он сказал, вы нашли убийцу. Вот, решил к вам зайти, поблагодарить.
Волков, не дожидаясь предложения, отодвинул от стола один из стульев и уселся, закинув ногу на ногу.
– Я ведь, если честно, серчал на вас сильно, когда вы налет на мой стрелковый клуб сделали. Могли бы меня предупредить. Или что, думали, я бы вам начал вставлять палки в колеса?
Реваев немного наклонил голову набок, как это делают собаки, желая показать, что внимательно слушают обращающегося к ним человека и прекрасно понимают все, что он им говорит.
– А с чего мне вам мешать было? – громогласно рассуждал Анатолий Романович. – Я ведь первое заинтересованное лицо, чтобы вы преступника установили. Мы же, когда с вами общались у меня дома, я про этот клуб забыл начисто, из головы вылетело.
Он тяжело вздохнул и сокрушенно покачал головой, всем своим видом показывая, как сильно расстроило его возникшее между ним и следователем недоразумение.
– Вот скажите, с чего вообще вы людей в «Волжскую дубраву» послали? Мне просто интересно понять ход ваших мыслей. Я ведь вам дома столько всякого оружия показал, с чего вы взяли, что еще искать надо?
– Я не так много видел оружейных комнат, – сдержанно улыбнулся полковник, – но ваша почему-то больше всего напомнила мне экспозицию в музее. Слишком уж все красиво лежало.
– И что же? – Волков озадаченно наморщил лоб.
– Вы ведь, я так понял, пострелять частенько выбираетесь, а запаха пороха в комнате не было, да и вообще я там патронов не заметил. Из всего этого у меня сложилось впечатление, что где-то есть другое оружие, такое, которым вы действительно пользуетесь.
