— Я постараюсь, — улыбнулся Северин, глазами показав, что понимает, как надо стеречься.
В дверях столкнулся с Зоей и, улыбнувшись со значением «я должен» в ответ на ее брезгливый и жалостный взгляд, опять почуял, что убить его никак невозможно.
Сбежав с крыльца, вскочил в седло и выехал на улицу, где его дожидались конвой и тачанка с накрытым полстью пулеметом Гочкиса, похожим на огромного стального комара. Повернул к недалекому штабу Партизанской бригады, где как будто бы видели Сажина — последнего, кому намеревался похвастаться пакетом. А тот уже ехал навстречу — на обывательской подводе, полулежа, с одним только Соломиным из своего особого отдела, совсем молодым еще парнем, путейским рабочим из Великокняжеской.
За месяц Северин всего-то раза три и видел Сажина в седле — и зрелище это не то чтобы прямо смешило, но сразу было видно, как и в случае Шигонина, насколько сормовский рабочий далек от леденевских мужиков и казаков — будто и не людей, а кентавров, так-то, о четырех лошадиных ногах, и рожденных на свет. Ничего удивительного в этом не было, и вдруг взгляд Сергея нечаянно коснулся сажинских сапог, головки которых высовывались из-под полсти. Те были почти новые, но ранты с внешней стороны уже были сбиты, что могло означать лишь особенную косолапость походки, присущую как раз кавалеристу. Северин даже внутренне дрогнул.
— Вот встреча! — воскликнул чекист, приподымаясь на подводе. — А вы будто не к Манычу, а к Дону. Уж не по нашим ли делам?
— По штабным, по штабным, — ответил Сергей, промытыми глазами всматриваясь в это простоватое лицо с висячим носом-сливой — не резкое, но и не мягко-безвольное, немного уж расплывшееся с возрастом и как бы подобревшее, ничем не выделявшееся из множества рабочих и солдатских лиц, и даже лукавый прищур, хитринка глубоко запрятанного недоверия были свойственны многим человеческим физиономиям, которые Сергей привык определять как «обывательские».
— Раздобыли у белых пакет, — сообщил он и, свесившись с седла, себя превозмогая, сообщил в щелки этих терпеливо-спокойных, выжидательных глаз, прислушиваясь к жизни под чужими ребрами и кожей: — Директиву по всей Донской армии.
Сажин дрогнул, конечно, — это было естественно, как и то, что и сам Северин не командовал кровью, разом хлынувшей в голову, тупиково забившейся в пальцах, в висках.
— В Раздорскую еду, немедля. Прошу извинить. — распрямился Сергей, всем видом выражая возбуждение щенка, готового нести хозяину подхваченную палку.
— Так и я ведь в Раздорскую, — в тот же миг сказал Сажин. — Может, вместе? Возьмете? На такой-то карете куда мне за вами, а вот на тачанке…
«Ну вот и все, — сказал себе Сергей. — Хорош шпион. Или он в одиночку всех ухлопать надеется? С Соломиным на пару?»
— А ваша где тачанка?
— В канаве — ось треснула.
Сергею сделалось смешно: Мерфельд, верно, давно уж в бою, безнадежный Шигонин в постели, а Сажин и вовсе в попутчики просится.
— Садитесь, — кивнул он чекисту.
— Слыхал, борода? Повезло тебе, — похлопал Сажин по плечу возницу — пожилого казака.
«Да что я прицепился к этим рантам? — раздумывал Сергей. — Что ж, если косолапит, то именно кавалерист и никаким уж сормовским рабочим быть не может? Ты вспомни, как мать упрекала отца, что тот ходит селезнем — подметку никак не приладишь. Быть может, и отец ваш, товарищ Северин, не доктор медицины, а жокей?.. Вот он — едет с тобой. Кому подаст знак, где, когда? Где Извеков и вся его банда? Ведь как пить дать за Маныч ушли… Леденев — вот единственный, кто всемогущ. Видно, зря весь спектакль…»
По смежным хуторам, по тракту стоял мерный рокот движения крупных частей: стрелковые дивизии 9-й Красной армии, 21-я и 23-я, отброшенные накануне до хуторов Привольный и Кудинов, опять пошли за леденевцами на Маныч. Неповоротливыми жирными гадюками ползли пехотные колонны, над зернью смушковых папах, над жалами штыков клубилось курево дыхания. Сергей был защищен вот этим встречным маршевым дыханием, и от Сусатского, конечно, тоже шли резервы и обозы. Будь он на месте своего предполагаемого, уже казавшегося фантастическим противника — попробовал бы обогнать вот этот свой отрядик и устроить засаду в знакомой придонской теклине, что напрямую выводила к месту переправы.
Шли они переменным аллюром. В Привольном задержались дать отдых лошадям и накормить их. Сажин вышел из брички и, молча нажимая на Северина глазами, отвел его в сторону.
— Про пакет-то многим рассказали в штабе?
— Комкору доложил.
— При всех доложили или с глазу на глаз?
— При Мерфельде и Носове, — раздумчиво ответил Северин и усмехнулся напоказ: — Вы что же, полагаете?..
— Бросьте, Сергей Серафимыч, — оборвал его Сажин, врезая взгляд в глаза Сергея так, что тот почувствовал себя прозрачным. — Пакет-то, должно быть, уже не при вас. Аэроплан-то из-за Дона прилетал.
— И я видал, да только не поспел, — насилу растянул Сергей в улыбке резиновые мышцы.
— Рисковый вы человек, — прищурился Сажин. — Решили зверя выманить из логова? На живца взять? Толково. Я ведь и сам подумывал об эдаком подобном, да только где ж приваду было взять? А у вас вот нашлась, да какая. А может, и нет никакого пакета? Придумали?
— Правда ваша, — признал Северин, поняв, что если Сажин враг, тогда уж точно все напрасно. Не покажет себя.
— Ну и кого же поманили? — улыбнулся Сажин.
— А всех, включая вас.
— Ну теперь уж глядите как следует — спиной ко мне не поворачивайтесь. Да только уж и мне дозвольте начеку быть, — демонстративно тронул Сажин деревянную коробку с маузером у себя на бедре. Шашку он не носил, а вот еще один, карманный, пистолет — вполне возможно. — Не знаю, как вы, а я от самого Соленого чудок не в себе. Ну вот и веселю себя — от страха.
— Зачем же вы со мной поехали?
— А долг как-никак, — ответил Сажин просто, с плаксивым скрипом приведенного в движение стального механизма, толкаемого волей невидимого машиниста. — Моя как раз работа — вредительскую контру выявлять. Хошь не хошь, а езжай за живца. А то что же, и в бой не хожу, и теперь уклонюсь? Я, Сергей Серафимыч, ничуть не герой — ох и нервный же делаюсь, как дойдет до пальбы, но однако же совесть имею.
Сергей тотчас вспомнил последние слова Леденева: «Слаб он, сердце в нем жидкое — так он того и не скрывает». А не затем ли ты, рабочий человек, со мной поехал, чтоб вытащить себя из-подо всяких подозрений? И в Соленом тогда при комиссии был, и броневик испортить было кому как не тебе?
Не спал он почти уже сутки — все предметы вокруг были режуще, преувеличенно реальны, но Сергей ощущал себя скорее уж будто несмысленным узником вот этой кристальной действительности. Похоже, он и вправду переоценил свои физические силы. Устал все время ждать удара в спину, преследовать, подстерегать, угадывать чужие мысли, а может, и раскармливать на собственном бреду чудовищные подозрения, растить врагов, которых рядом с ним на самом деле нет.
