«За страх свой квитается, — подумал Леденев. — Видать, кто больше всех в бою боится, тот больше всех и зверствует потом. На офицеров-то накинулись, как только революция взыграла, — ить все с того же: страх свой вымещали, квитались с теми, кто на смерть их гнал. А офицеры нынче вешают — опять же за свой страх нам мстят, с мужиком счеты сводят, с солдатом. Ить на колени становили их, вонючие обмотки лобызать заставляли, а это для них хуже смерти. Видно, так и пойдет. Чем больше ты сила, тем больше будешь слабых унижать. Сейчас-то Христом-богом молят, глядят, как нашкодившие кобели, а отпущу их — злоба не взыграет? Положим, и будут бояться, да только этот страх в себе и понесут, как язву в кишке, как газ удушливый в груди, так и будут носить, пока не выместят его на ком-нибудь. Найдут ишо меньше и слабее себя…»
И вновь потусторонний холодок лизнул его сердце. Вгляделся в очертания Гремучего, в отцов ветряк, в самодовольно выставленный на отшибе крепкий, ошелеванный тесом курень, в пустынный свой баз, где все показалось ему неправдиво незыблемым, сосуще сиротливым, покинутым иль вымершим.
Оглянулся назад, на своих. Потерял шестерых да десяток был раненых. Степан Квашнин и Гришка Протопопов, заставшие последний, сидячий год войны, кончались на глазах. По семь голов взял за одну — не худо, да только матери-то их не так считают.
По рябой спине шляха покатился единственный темный комочек — стлался в броском намете. Через минуту стало видно всадника — Анохина. Подлетел, осадил и придушенным, срывающимся голосом стравил:
— Ушли, ваштарщ, наши… застать не успел. В тот конец, вниз по Манычу. Видно, страх их погнал. А я вот… Вы уж к нам не ходите на хутор-то. Мы у вас чтобы тронуть кого-то — ни-ни. Кубыть, кого из мужиков обидели… по базам-то прихватывали кой-чего из имущества — так назад побросали, увидите. Не ходите к нам в Проциков! А уж коли придете, попомните: я вам не враг — хватит! навоевался!
— Езжай уж, — сказал Леденев. — И хуторных своих с собою забери.
Спустя минут пять отряд, подобрав своих раненых, тронулся к хутору. Роман с тоскливым удивлением приметил: уже и не рвутся к родным своим хатам бойцы, как на тяжкую муку, с повинной рысят. Беду везут, горе. С чем явятся к старым своим матерям, а главное, к соседкам? «А Степка мой как? А Гришка мой где?» — «А в Скотьей могиле остались лежать — езжайте, приберите». Взял родной хутор с боем, прорубился к своим. Потянется за красными героями выстуживающий душу, похоронный вой, прокатится скрипучий, как карканье ворон, проклинающий хохот, растечется по улочкам плач захлебнувшихся страхом детишек, что отчаянно вцепятся в повалившуюся у порога ни живую ни мертвую мамку. Будут биться всклокоченными головами о землю полоумные жены и матери, будут прямо смотреть на тебя: где мужик мой, где сын? ты увел! почему же ты жив, а они уж землею подернулись?
— Роман Семеныч, — подергал его Мишка за рукав. — Это самое, кровь на вас — спрыснуло. Утерлись бы, тарщкомандир, а то не ровен час своих испужаете.
Почувствовал: не оттирается. Дело было не в виде его, а в том, что никак по-другому Леденев не мог быть. Когда бы не потребность убедиться, что с Асей ничего не сталось, он, наверное, и не пошел бы на баз.
Бросил повод оставшемуся у ворот Жегаленку, поднялся на крыльцо и отпахнул незапертую дверь. Все домашние тесно сидели за общим столом и, давно повернувшись на грохот шагов, взглянули на него с каким-то жалостливым отвращением и ужасом — не то как на трехногую собаку, не то как на восставшего покойника.
Из многих лиц он тотчас вырвал Асино: ее расширенные черные глаза не оттолкнули, а немедля схватили всего Леденева — с такой нерассуждающей голодной жадностью, что он на миг почуял себя чистым, как ребенок.
XLI
Февраль 1920-го, Раздорская, Кавказский фронт
Северину на № …
В ответ на ваш запрос сообщаем, что Халзанов Мирон Нестратович, 1876 г. р., уроженец ст. Багаевской Донской обл., русский из казаков, есаул царской армии, образование высшее, доброволец РККА, член партии ВКП(б) с марта 1918 г., воевал в краснопартизанском отряде под командованием Леденева с фев. по апр. 1918 г., в дальнейшем занимал должность военкомиссара 1-го Социалистического раб. — крест. карательного полка по июль 1918 г. С авг. 1918 — зам. начальника агитотдела 10-й Красной армии, с апреля 1919 — военком 4-й Петроградской кавдивизии т. Леденева.
По донесениям ряда политработников 10 КА, подозревался в антибольшевистской агитации («За Советскую власть, но против коммунистов, грабежей и расстрелов»), в июне 1919 арестован по обвинению в подготовке мятежа в частях 1-го Донского конного корпуса. Судом Чрезвычайного военного трибунала приговорен к расстрелу, но приговор был отменен решением ВЦИК, признавшего Халзанова невиновным. В дек. 1919 возвращен в РККА, назначен заместителем главинспектора кавалерии Юго-Восточного фронта.
Ни о каких его конфликтах с Леденевым неизвестно. Т. Леденев, напротив, последовательно выступал в его защиту, совместно с Халзановым неоднократно обращался к Центру с письмами о злоупотреблениях Донбюро и местных органов Советской власти по отношению к трудовому, середняцкому казачеству.
Младший брат Халзанова Матвей действительно является активным белогвардейцем-казаком, врагом Советской власти на Дону со дня ее провозглашения. 1890 г. р., уроженец Багаевской, хорунжий царской армии. С февр. 1918 примкнул к белогвардейскому отряду атамана Попова, с апр. 1918 — в Донской белой армии. Командовал белоказачьей дружиной ст. Багаевская, конной сотней 16-го Донского полка. Весной-летом 1918 участвовал в карательных акциях против коммунистов, сторонников Советской власти и членов их семей в Черкасском и Сальском округах. Воевал на Царицынском направлении в составе 2-го Сводного казачьего и 4-го Донского конного корпусов. Неоднократно отмечался в приказах донского и добровольческого командования, а также белогвардейской прессой за личную храбрость и умелое руководство частями, произведен в подъесаулы.
Неоднократно направлялся в тыл красноармейских частей с заданиями разведывательного, диверсионного и террористического характера, совершал длительные двухнедельные маршруты в районы Великокняжеской и Царицына. В июне 1919 командовал отрядом особого назначения в составе около ста казаков, экипированных в красноармейскую форму и снабженных документами красного комсостава. Действуя в районе Дубовки и Лозного против частей 1-го Донского конного корпуса Леденева, нападал на обозы, штабы и отдельные подразделения корпуса. К концу июня банда Халзанова была разгромлена частями 4-й Петроградской кавдивизии, о дальнейшей его судьбе достоверных сведений нет.
Достоверно известно, что Халзанов Матвей неоднократно оказывал защиту жене и детям брата в ст. Багаевская, благодаря чему они не пострадали от карательных мер ДА. Семья же Халзанова-мл., проживавшая также в Багаевской, в свою очередь пользовалась покровительством красного комиссара Халзанова и вообще была связана с его громким именем, благодаря чему избегла карательных мер со стороны ревтрибуналов и местных органов Сов. власти. По сути, речь идет о единой патриархальной семье и о сильной родственной привязанности к ней обоих братьев, но фактическими данными о к. — л. связи между ними самими с февр. 18-го не располагаем.
