Как выяснил Вейт, по всей видимости, в конце 1855 или в начале 1856 г. кто-то из российских чиновников или военных вспомнил, что американец по имени Дон Гоуэн четыре года назад участвовал в поднятии военного корабля Соединенных Штатов, затонувшего в гавани Гибралтара восьмью годами раньше, и во время этих работ любезно помог починить повреждения российского корабля. «Где-то в первой половине 1856 г.» Гоуэну через русского посла в Вашингтоне передали просьбу великого князя Константина: оказать помощь в подъеме затонувших кораблей Черноморского флота в Севастополе. Гоуэну эта идея — и не в меньшей степени финансовые возможности — понравилась, и период с августа по декабрь 1856 г. он провел в России, тщательно исследовав севастопольский рейд. Вскоре стали распространяться слухи о планируемой спасательной операции. Например, Чарльз Гордон в письме из Кишинева от 6 декабря передавал слова корреспондента Times Уильяма Рассела, который по дороге из Севастополя в Лондон ознакомился с работой комиссии по демаркации границы. Гость рассказывал: «В Севастополе пока ничего не сделано, и это положение сохранится еще два года. Американские инженеры на службе у русских надеются, что смогут поднять затопленные суда (всего в количестве семидесяти семи)»
[819].
Вернувшись домой, в Линн в штате Массачусетс, Гоуэн первую половину 1857 г. потратил на подготовку спасательной операции; с этой целью он 20 апреля зарегистрировал в Филадельфии новое предприятие — Морскую исследовательскую компанию (Marine Exploring Company). Требовалось привлечь необходимый капитал, нанять людей, закупить оборудование и материалы. Все эти подготовительные работы были выполнены сравнительно быстро
[820]. В июне Гоуэн вернулся в Севастополь и «открыл контору». Одним из его первых визитеров был экстравагантный британец Джон Гадсби, читавший лекции по библеистике и востоковедению и приехавший в Крым со своим восемнадцатилетним племянником в рамках большого образовательного и нравоучительного путешествия.
Записки Гадсби о посещении Севастополя и его окрестностей в июле 1857 г. — полезный источник для изучения военной истории города, и тому есть несколько причин, в том числе описание первых этапов работы Гоуэна
[821]. Первые впечатления Гадсби от города — точно так же, как у Уильяма Джесси тридцатью годами раньше, — были не слишком благоприятными; причиной тоже послужило отсутствие подходящей гостиницы. Вспоминая прибытие в Севастополь во второй половине дня 17 июля 1857 г., Гадсби пишет: «Что за ужасную картину представляет собой город! Как только я поднялся на верхние ступени лестницы, ведущей от пристани, сердце мое упало». И приводит подробности:
«Я мог бы вообразить, что нахожусь на мертвых руинах Помпей. Не было видно ни одного целого дома, за исключением принадлежащего американцам, да и у того сохранился только первый этаж… Одни остовы из стен, похожие на скопление высоких, разбитых и продырявленных надгробий! Справа, когда мы шли по главной улице, были видны несколько одноэтажных деревянных домиков, совсем новых; слева только разрушенные дома — до самой гостиницы мы больше ничего не видели».
По его мнению, Севастополь «до войны, наверное, был одним из красивейших городов мира»
[822]. Чувства британца разделял и американец Делафилд, который двумя годами раньше в докладе об инспекционной поездке отмечал: «На всем пространстве того, что когда-то было красивым городом, не было видно ни одного обитаемого здания… После осады победителям достались окровавленные развалины»
[823]. Разрушения в Севастополе были настолько масштабными, что его состояние можно сравнить с городом середины XX в., стертого с лица земли сочетанием бомбардировки с воздуха и артиллерийского обстрела, например Сталинградом в 1942–1943 гг.
К сожалению, гостиницу Гадсби нельзя было назвать первоклассной — скорее наоборот. «Нам порекомендовали гостиницу Шнейдера, — жаловался он, — однако мы обнаружили, что американцы уже некоторое время полностью занимают ее». Не сумев поселиться в том месте, которое некогда былом центром общественной жизни Севастополя, где развлекались русские офицеры, двое британцев были вынуждены довольствоваться единственным сохранившимся в Севастополе пансионом — жалким «Севастополем», который Гадсби описал как «необычайно убогое место, больше похожее на азиатский караван-сарай, чем европейскую гостиницу». Хладнокровие путешественников подверглось суровым испытаниям «изобилием грязи», кроватью «жесткой, почти как доска» и «клопами и мухами, такими же назойливыми, как в Египте»
[824]. Печально знаменитые клопы Севастополя привлекли внимание американцев (а скорее наоборот), которые жаловались на «проклятие этой страны — клопы, клопы, о боже, клопы!.. Вы и представить не можете, какие ужасные ночи мы провели в сражениях с ними»
[825].
В ходе экскурсии по городу Гадсби увидел «сухие доки, полностью разрушенные». Знакомый с британским аналогом на Мальте, Гадсби отметил, что «похоже, ничто не может сравниться с севастопольскими доками, какими они были». Хотя русские «не предприняли попытки восстановить доки… пекарня, причалы и склады» отстроены заново. Более того, Гадсби видел «большое количество военного снаряжения, которое собрали русские»
[826]. Этот рассказ свидетельствует, что союзники не завершили очистку города перед своей эвакуацией в начале лета 1856 г. Кроме того, создается впечатление, что Севастополь — вопреки Парижскому мирному договору — не был полностью демилитаризован Россией.
Описывая посещение северной части города 24 июля 1857 г., Гадсби отметил, что в Константиновском форте солдаты по-прежнему несли службу. Войти внутрь ему не разрешили, однако вместе со своими английскими попутчиками, в том числе неким человеком по имени «мистер С.», говорящим по-русски, они укрылись во внешних воротах форта во время сильного ливня. Полагаясь на удачу, они пробежали через внутренние ворота мимо удивленных часовых и оказались на центральном дворе, на плацу, где их задержали и бесцеремонно препроводили к выходу
[827]. Последовавшая (и по всей видимости, неизбежная) перепалка закончилась тем, что «мистер С.» заявил, что хочет поговорить с командиром.
