«В чудесную солнечную погоду» в 10:30 утра в воскресенье 24 ноября 1918 г. британский крейсер «Кентербери» с эсминцем сопровождения вошли в гавань Севастополя. Прибытие двух военных кораблей Королевского флота наконец убедило жителей Севастополя и немецких оккупантов, что Великая война закончилась. Для Хопмана это был «горький момент», но население собралось на набережной, чтобы наблюдать за радостным событием. Корабли Черноморского флота во главе с «Волей» в знак приветствия подняли Андреевские флаги. В полдень капитан «Кентербери» Перси Ройдс в сопровождении переводчика, лейтенанта Уильяма Хозьера, сошел на берег для переговоров с Хопманом. Их цель состояла в том, чтобы подготовиться к прибытию главной боевой эскадры союзников. Хопман записал несколько технических деталей, которые они обсуждали, но больше всего, похоже, его поразила доброжелательная манера, в которой проходил весь разговор (преимущественно на английском): «очень гладко и без резкостей, благодаря дружелюбию и юмору Ройдса»
[1068].
Примечательно, что у капитана королевского флота было особое задание от самого британского монарха Георга V. Он должен был незамедлительно связаться с вдовствующей императрицей, теткой короля. Ройдс отправил ей письмо с нарочным на мотоцикле в первый же день пребывания в Севастополе
[1069]. В последующие дни капитан «Кентербери» несколько раз посетил Марию Федоровну
[1070]. Она сопротивлялась всем попыткам спасти ее, хотя обстановка в Крыму, и в частности в Ялте, становилась все опаснее, но в конечном счете 7 апреля 1919 г. она с большой неохотой поднялась на борт корабля Королевских ВМС «Мальборо». Так началась эмиграция оставшихся в живых членов российской царской семьи.
Утром во вторник 26 ноября 1918 г. эскадра союзников вошла в гавань Севастополя. Погода снова была не по сезону хорошей. Ликующие толпы встречали вереницу кораблей, бросавших якорь на рейде. Первым шел итальянский линкор «Рома», за ним французские «Жюстис» и «Демократи», а замыкали строй британские дредноуты «Темерари» и «Суперб»; на последнем был поднят флаг вице-адмирала сэра Сомерсета Гоф-Колтропа, главнокомандующего Средиземноморским флотом. Эти линкоры сопровождал маленький «разведывательный» крейсер «Скирмишер» и двенадцать эсминцев. Хопман назвал это зрелище «ужасным». К британцам он мог испытывать уважение и примирился бы с их присутствием, но итальянцы и французы, на его взгляд, просто наслаждались «дешевым триумфом». Он презрительно отозвался об их кораблях, назвав их «неприглядными и грязными». Размышляя над своими переговорами с британскими и французскими старшими офицерами флота, Хопман снова хвалит поведение британцев — в противоположность союзникам с континента. Он описывает старшего по званию француза, контр-адмирала Густава Леже, как «старого, очень толстого… и лысого», привносящего «яд и злобу» в дискуссии. «Жаль, что мы в ссоре с британским миром, — отмечал он, — поскольку британцы остаются нашими лучшими и единственными в мире товарищами»
[1071]. Как бы то ни было, эти сантименты не могли заслонить от него горькой реальности; лишенный иллюзий Хопман вскоре покинул Севастополь и направился в побежденную и поверженную в прах Германию.
15 ноября уже началась эвакуация немецкого гарнизона и подразделений военно-морских сил из Севастополя: недовольные моряки и солдаты требовали, чтобы их отправили домой как можно скорее. По словам очевидцев, «немцы утрачивали свою железную дисциплину». О каком-либо порядке уже не могло быть и речи: «митинги и собрания проходили в бывшем клубе армии и флота, в Морском собрании, в частях и на кораблях». Немецкие войска, «вступив весной в Крым чуть ли не церемониальным маршем, уходили из него осенью, лузгая семечки»
[1072]. Эвакуацией оставшихся немецких войск руководили союзники, а в это время жители Севастополя поспешили заявить об ущербе, нанесенном немецкой оккупацией. «Гостиницы, гимназии, магазины и т. д. и частные лица» подали заявления о компенсации ущерба, который составил «астрономическую сумму — 2 563 235 505 рублей». Севастопольцев, многие из которых подали ложные или преувеличенные сведения об ущербе, ждало разочарование: союзники не считали себя обязанными каким-либо способом компенсировать ущерб от действий врага
[1073].
В первом докладе из Севастополя от 12 декабря 1918 г. вице-адмирал Гоф-Колтроп сообщал британскому Адмиралтейству, что принял несколько высокопоставленных посетителей, каждый из которых претендовал на внимание и помощь. Среди них были контр-адмирал Вячеслав Клочковский «из российского флота» и генерал-лейтенант барон Николай де Боде, «главный военный представитель генерала Деникина в Крыму», а также вице-адмирал Хопман и генерал-лейтенант Георг фон Вальдерзее, с сентября занимавший должность губернатора Севастополя
[1074]. Приходили делегации от украинского и крымского правительств, мэра и городского совета Севастополя, от польской общины города. Из бесед со всеми этими людьми Гоф-Колтроп узнал, что после эвакуации немецкого гарнизона «все предполагали», что «большевистский элемент… вновь заявит о себе, со всеми сопутствующими ужасами, если немцев не сменят силы союзников». Утверждалось, что большевики «спрятали большое количество оружия и только ждут подходящей возможности». Добровольческая армия, наоборот, «существовала лишь номинально». Во всем Крыму она насчитывала «менее тысячи человек», которые «плохо вооружены», у них отсутствовало «снаряжение и припасы». Отмечая суровую действительность, с которой столкнулся он сам и эскадра союзников, Гоф-Колтроп пишет:
«Крымское правительство, похоже, состоит из людей, не пользующихся влиянием, не имеет в своем распоряжении ни вооруженных сил, ни полиции. Его главное желание — получить помощь того, кто в состоянии обеспечить защиту Крыма, и поэтому оно ищет спасения от большевиков у армии Деникина и у союзников. По тем же причинам оно до настоящего времени мирилось с присутствием немцев».
