По всей видимости, следующим городом, захваченным большевиками, должна была стать Одесса, но ситуация в Крыму оставалась «крайне неудовлетворительной». Слабый гарнизон Добровольческой армии на Перекопе был укреплен подразделениями из Симферополя, которые сменили греки из Севастополя, однако Гоф-Колтроп оценивал состояние Добровольческой армии как «хуже быть не может». По его мнению, неопытные войска, «голодные, плохо одетые, с низким боевым духом», не в состоянии «долго сопротивляться любой решительной атаке либо с Перекопа, либо с Симферопольской железной дороги», которая проходила по Чонгарскому полуострову. Возможно, Гоф-Колтроп не был гениальным политиком, но последующие события продемонстрировали удивительную точность его профессиональной оценки:
«[Белогвардейцев] ненавидели и большевики, и буржуазия, и первые же известия об успехе большевиков на севере непременно спровоцируют общее большевистское восстание в Крыму, которое будет сопровождаться бо́льшим, чем обычно, числом зверств и убийств, поскольку большевики с особенной яростью набросятся на русских дворян, многие из которых нашли убежище в Крыму».
Он тщетно призывал развернуть достаточное количество войск в Крыму. «Месяц назад», по его мнению, «даже относительно немногочисленные силы союзников, вероятно, предотвратили бы любую атаку на Крым». Более того, их присутствие «восстановило бы уверенность Добровольческой армии, вселило в нее мужество». Теперь «для полумер уже слишком поздно». Критикуя правительство в Уайтхолле и выражая разочарование, Гоф-Колтроп отмечал, что «когда произойдет резня, вина, вне всякого сомнения, будет возложена на союзников, и, возможно, в большей степени на британцев, на которых первоначально возлагалось столько надежд, — за отсутствие определенной политики и общую нерешительность»
[1086]. Это описание неудачи вполне подходит для событий, произошедших семьдесят лет спустя, когда европейские силы (британцы, французы и голландцы), действовавшие по мандату ООН, оказались в такой же сложной ситуации, во время жестокой гражданской войны, бушевавшей в Боснии и Герцеговине.
Для краха Белого движения в Крыму не потребовалось много времени: большевики безжалостно восстановили свою власть на всем полуострове и угрожали Севастополю. Несмотря на предупреждения Гоф-Колтропа, войска союзников не блокировали Перекоп и другие пути в Крым. 3 апреля 1919 г. 14-я армия красных отбросила немногочисленные слабые подразделения Добровольческой армии, которые защищали Турецкий вал. Это древнее укрепление планировалось усилить перед неминуемой атакой, но белые были настолько дезорганизованы, что ничего существенного предпринять не удалось. Через неделю большевики заняли Симферополь, обратив в бегство неэффективное правительство Соломона Крыма и остатки белогвардейцев. Последние отступили к Керченскому полуострову и окопались там. Вскоре красные начали наступление на свою главную цель — Севастополь, и 15 апреля заняли окраины города на Малаховом кургане.
К этому времени гарнизон Севастополя был усилен французскими колониальными войсками — батальонами сенегальской и алжирской пехоты, 12 и 14 апреля соответственно. Общая численность сухопутных сил союзников достигла семи тысяч человек. Теоретически, с учетом огневой мощи эскадры, у недавно назначенного французского командующего полковника Эжена Жерве Труссона было достаточно сил для организации надежной обороны города. Однако он не смог наладить тесное сотрудничество с русскими властями и подразделениями. Не будучи дипломатом, Труссон проигнорировал пожелания крымских чиновников, своим приказом объявил военное положение и практически низвел генерала Субботина, командующего силами Добровольческой армии в Севастополе, до положения своего помощника. Воинственно настроенный Труссон был готов сражаться — в отличие от моряков французского Черноморского флота. Вскоре стало очевидно, что французы, как в Николаеве и совсем недавно в Одессе, которую 7 апреля 1920 г. сдали большевикам без боя, не собираются проливать кровь за Севастополь.
В этой неразберихе Красная армия не смогла с марша войти в город, как это сделали немецкие войска Коша годом раньше. В серьезном исследовании Кене, посвященном Гражданской войне на юге России, говорится лишь о «краткой перестрелке» между союзниками и Красной армией, но архивы Королевского флота говорят от другом
[1087]. Первое после Крымской войны сражение за Севастополь произошло 15–17 апреля 1919 г. Конечно, оно выглядит незначительным по сравнению с масштабными осадами 1854–1855 и 1941–1942 гг., но заслуживает большего, чем просто упоминание в военной истории Севастополя.
Нам повезло, что Калм-Сеймур, в то время командовавший британской Черноморской и Каспийской эскадрой, оставил подробные записки о событиях в Севастополе и связанном с ними восстанием французов. Его первый доклад о положении в крымской военно-морской базе был составлен 18 апреля в 18:00. Калм-Сеймур прибыл в Севастополь на линкоре Королевских ВМС «Император Индии» вечером 17 апреля. Калм-Сеймур пропустил главную фазу сражения, но выслушал доклад капитана легкого крейсера «Калипсо» Бертрама Тезингера, а затем побеседовал с командующим французскими военно-морскими силами на Черном море вице-адмиралом Аметом на борту его флагмана «Жан Бар». Оба они принимали непосредственное участие в сражении и в переговорах с большевиками.
15 апреля события развивались очень быстро. В 13:30 по местному времени британский наблюдатель M.17, расположенный у входа в бухту, сообщил о стрельбе с юго-востока. Выдвинувшись для разведки, Тезингер увидел группу красных кавалеристов, которые «спустились к берегу с белым флагом». Трем представителям большевиков разрешили подняться на борт линкора «Жан Бар», чтобы встретиться с адмиралом Аметом и обсудить условия возможного перемирия. Тезингера держали в заложниках. Удивительный факт: несмотря на то что Амет был старшим по званию офицером союзников в Севастополе, он «решил, что условия перемирия должны согласовывать сухопутные силы, и направил делегацию к полковнику Труссону». Большевики потребовали от союзников в течение семи дней покинуть Севастополь, а до того Красная армия «немедленно назначит Революционный комитет и Совет рабочих». Французы были готовы разрешить формирование большевистских городских властей, но потребовали, чтобы войска Красной армии не входили в город. Этот ответ не удовлетворил большевиков, и «в 16:00 боевые действия возобновились». Предположительно Тезингера отпустили раньше, поскольку он остался жив и рассказал об этих событиях своему британскому начальнику
[1088].
Все корабли Королевского флота, включая «Калипсо», были выведены за пределы бухты, в которой они уже попали под огонь артиллерии большевиков. В 16:00 орудия союзников, преимущественно французов, «начали массированный обстрел позиций и штабов большевиков». В рапорте Калм-Сеймур отмечал, что «враг, к величайшему сожалению, устроил свой штаб на английском кладбище, и французы были вынуждены обстреливать его». Это было не единственное напоминание о прошлой войне: главная линия обороны союзников в 1919 г. проходила «от западной стороны Килен-бухты» и повторяла «линию бастионов до Карантинной бухты». Другими словами, сложилась практически зеркальная ситуация по сравнению с осадой Севастополя в 1854–1855 гг., когда британцы и французы атаковали, а русские защищали те же самые позиции.
