На рассвете 12 мая советские войска под прикрытием авиации и артиллерии начали наступление на скалы и места погрузки. Последние суда отошли от берега двумя часами раньше. К полудню бои практически закончились: почти все оставшиеся немецкие и румынские солдаты — более 15 тысяч — капитулировали. Длинными колоннами их отправляли в плен, где им было суждено либо погибнуть, либо провести долгие годы в тюрьмах и лагерях. Среди них был генерал-майор Герман Беме, командир 73-й дивизии, не покинувший свой командный пункт. Он вернулся в Германию только в 1955 г., в составе последней группы из 16 тысяч военнопленных. Его коллега командир 11-й дивизии Эрих Грунер погиб. Он хотел сдаться, но был застрелен. Отдельные румынские и немецкие подразделения продолжали сражаться до самого конца, пока у них не закончились боеприпасы. Последние счастливчики (семь офицеров и семьдесят пять солдат) были эвакуированы торпедным катером в ночь с 12 на 13 мая.
Несмотря на катастрофы последних нескольких дней, большая часть семнадцатой армии — и немцы, и румыны — была успешно эвакуирована из Крыма. 12 апреля численность армии составляла приблизительно 230 тысяч человек. Из них 130 тысяч были вывезены морем, а еще 21 457 по воздуху — преимущественно раненые. В период последнего сражения за Крым и Севастополь с 8 апреля по 13 мая количество убитых, раненых и пропавших без вести составило 57 500 человек (31 700 немцев и 25 800 румын)
[1534]. В их число входили 26 тысяч пленных (по данным Красной армии). Сравнение данных показывает, что неизвестной осталась судьба более 21 тысячи человек.
Несмотря на большое количество спасенных в ходе эвакуации, среди немцев и румын царило уныние. Поражение не могло породить «эффект Дюнкерка», превратившись в легенду и еще больше сплотив нацию. В отличие от обороны Севастополя советскими войсками, которая продолжалась 250 дней, город был сдан через пять дней после начала решающего сражения 5 мая 1944 г. Поэтому ни о какой триумфальной легенде не могло быть и речи. Тем не менее в последние дни командование вермахта выпускало бодрые коммюнике о разворачивающейся катастрофе. Например, 10 мая сообщалось, что «на Севастопольском плацдарме немецкие и румынские войска ведут тяжелые бои с наступающим противником. При отходе были оставлены развалины города Севастополя». Три дня спустя, накануне окончательного поражения, немцы объявили, что «вчера наш арьергард в окрестностях Севастополя по-прежнему вел ожесточенные бои с численно превосходящим противником, с беспримерной храбростью прикрывая эвакуацию немецких и румынских соединений»
[1535].
Тем не менее никакие рассказы о героизме не могли скрыть масштаб поражения на Крымском полуострове и потерю Севастополя, за взятие которого заплатили жизнями столько немецких и румынских солдат. Конечно, это поражение несравнимо с катастрофами под Сталинградом и в Тунисе (в феврале и мае 1943 г. соответственно) или с разгромом группы армий «Центр» в июне — июле 1944 г., но семнадцатая армия как боевая единица перестала существовать. Были уничтожены четыре корпуса: немецкие V и XLIX горный, румынские I горный и кавалерийский.
Гитлер снова пошел ва-банк, а расплачиваться пришлось народам Германии и Румынии. Потеря Крыма не стала «вторым Сталинградом», как опасался Гитлер в конце декабря 1943 г., но это была серьезная неудача Германии и ее союзников. Тем не менее была сформирована новая семнадцатая армия — точно так же, как шестая армия после разгрома под Сталинградом. Она сражалась в Галиции, в восточной части Карпат, а в самом конце войны, в мае 1945 г., в Силезии — и проиграла все сражения на долгом пути к окончательному разгрому Германии.
ПЕРВЫЕ ДНИ ПОСЛЕ ОСВОБОЖДЕНИЯ
В середине мая освобожденный Севастополь принимал первого важного гостя — маршала Василевского. Инспекция победоносных войск 4-го Украинского флота завершилась досрочно, когда машина маршала подорвалась на мине и перевернулась. Василевский был ранен в голову осколками разбившегося ветрового стекла и эвакуирован в Москву для лечения.
Мины были везде: в городе, в полях и на лесных дорогах. Саперы, в том числе Владимир Колесников и его подчиненные, работали круглые сутки, очищая территорию от мин и неразорвавшихся снарядов. Вскоре после освобождения города американский военный корреспондент Эдди Гилмор описывал свои поездки по узким дорогам в окрестностях Севастополя. Поначалу он удивлялся, почему советские водители едут так осторожно. Объяснения долго ждать не пришлось. «На другой стороне дороги мы увидели, в чем дело, — писал он. — Каждые пятьдесят ярдов там лежали стопки плоских мин, похожих на оладьи». Сидя в машине, он «как никогда раньше, надеялся на искусство саперных подразделений Красной армии»
[1536]. Гилмор остался жив, и мы можем читать его удивительный рассказ о первых днях жизни освобожденного города.
Саперный взвод Колесникова не участвовал в штурме Сапун-горы 7 мая, но вскоре его перевели в этот разрушенный сектор боев за Севастополь. Бывший сержант вспоминал:
«Мы разминировали Сапун-гору и окраины города. Мы также извлекли мощную немецкую мину, тонну тротила, из колодца рядом с позициями на Сапун-горе. В конце дня 11 мая мы попали под огонь артиллерии. Я пришел проверить, как идет разминирование. Немецкая батарея все еще вела огонь. Один снаряд разорвался совсем близко. Мой водитель был ранен, а колеса машины пробиты. Мне повезло, и я практически не пострадал — только два или три дня практически ничего не слышал».
Колесников, как и большинство солдат и офицеров 4-го Украинского фронта, до войны не жил в Крыму или Севастополе — его призвали в армию из Ростова-на-Дону. Тем не менее он считал битву за город главной в своей жизни. Узнав об освобождении Севастополя, они с товарищами «разразились радостными криками», но затем вспомнили о погибших товарищах. «Огромные жертвы, — говорил ветеран семьдесят лет спустя, — не были напрасными»
[1537]. В последние годы Колесников жил в Ялте, но подчеркивал, что испытывает особые чувства к Севастополю. Вне всякого сомнения, эти чувства разделяли тысячи его товарищей.
Статистика советских потерь во время Крымской стратегической наступательной операции за период с 8 апреля по 12 мая 1944 г. поражает. Из общей численности 462 400 человек (4-й Украинский фронт, Приморская армия, 4-я воздушная армия, Черноморский флот и Азовская флотилия) потери составили 84 819 человек. Из них 17 754 «невосполнимых», 67 065 «больных и раненых». То есть ежедневные потери составляли 2423 человека
[1538]. Всего с обеих сторон на полях сражений погибло 80 000–100 000 солдат и офицеров, не считая многих тысяч гражданских лиц. Но ради чего? Решение Гитлера как можно дольше удерживать Крым, возможно, было выгодно в стратегическом плане, но тактически, по официальной версии немецкой исторической науки, «запертые на полуострове на протяжении нескольких месяцев личный состав и материальные ресурсы могли быть использованы для стабилизации южного участка Восточного фронта»
[1539]. Поэтому неудивительно, что высшее немецкое командование, включая Клейста, Манштейна и Цейтцлера, было недовольно решением Гитлера.
