В дневнике Аланбрук оставил подробное описание поездки, совершенной 7 февраля 1945 г. Группа британских офицеров отправилась по Воронцовской дороге из Ялты, с «превосходным русским гидом, на хороших машинах с превосходными водителями» и прибыла на места боев под Балаклавой. «Вдалеке слева от нас был порт, — писал Аланбрук, — непосредственно слева — место атаки Тяжелой кавалерийской бригады, а справа — место знаменитой атаки Легкой кавалерийской бригады!» Но и он, и его спутники не могли не заметить «многочисленные следы тяжелых боев с целью захватить Севастополь, а затем освободить его!». Фельдмаршал видел «могилу рядом с разбитым самолетом, подбитый танк, ряды воронок от бомб и снарядов, погнутые железные рогатки, спутанную колючую проволоку, странные могилы и обычный мусор поля боя». Как отметил Аланбрук, было «очень странно смотреть, как повторяется история, но в другом обличье».
Покинув поля сражений 1854, 1941–1942 и 1944 гг. под Балаклавой, Аланбрук и его спутники направились в Севастополь. Вскоре «перед нами появился» «призрак» города. Эта картина произвела на фельдмаршала сильное впечатление:
«Настоящий призрак! Почти ни одного целого дома, а все оставшиеся без крыш, но весь порт окутан той необъяснимой атмосферой гордости, которая встречается очень редко. Это чувство у меня всегда возникает в Вердене. Сегодня оно было особенно сильным. Если русские сумели 11 месяцев продержаться против вдвое превосходящих по численности немцев, обладавших подавляющим превосходством в воздухе и в танках, в условиях больших трудностей со снабжением, то я нисколько не сомневаюсь, что русский — великий боец»
[1570].
Экскурсия британских офицеров продолжилась завтраком в «штабе русского адмирала», где им оказали «великолепный прием», рассказали об освобождении Севастополя, а затем показали памятные места Крымской войны — Флагшток, Малахов курган и, разумеется, Английское военное кладбище. Аланбрук отмечал, что кладбище, которое служило опорным пунктом советской и немецкой обороны соответственно в 1942 и 1944 гг., было «в плохом состоянии», поскольку подвергалось массированному обстрелу. «Почти все памятные часовни и надгробия разбиты. Печальное зрелище»
[1571]. После войны кладбище полностью так и не восстановили.
Ялтинская конференция закрылась вскоре после полудня 11 февраля 1945 г. После прощального обеда в Ливадийском дворце, устроенного для советского и британского руководителей и их главных советников, президент Франклин Д. Рузвельт уехал в Севастополь. Там он поднялся на борт командного десантного корабля «Катоктин», где провел совещание. Официальный отчет содержит нелестный намек на кулинарное искусство недавних хозяев в Ялте, отмечая, что «на ужин подали вкусный стейк… настоящее наслаждение… после восьми дней русской диеты». Президент, по всей видимости, устал и в тот вечер не присутствовал на концерте, который давал в Севастополе оркестр Черноморского флота. Но судя по отчету о поездке, у Рузвельта было достаточно возможностей увидеть:
«…картины ужасных разрушений [в Севастополе], причиненных немцами. Город буквально сровняли с землей; остались лишь немногочисленные стены домов и других зданий, которые после мин, бомб и снарядов, обрушившихся на них в недавних боях, напоминали рекламные щиты — безмолвное свидетельство ужасающей и бессмысленной мести нацистов»
[1572].
На следующий день, 12 февраля, рано утром американская делегация направилась на аэродром в Саки, откуда вылетела в Египет. Севастополь явно произвел сильное впечатление на Рузвельта. Ему приписывают такие слова: «Если бы я мог ходить, то тогда бы дошел до святых мест России: Ленинграда, Сталинграда, Севастополя, встал бы на колени и поцеловал эту святую землю»
[1573].
Британский премьер-министр задержался в Крыму еще на пару дней, чтобы отдохнуть и набраться сил. 12 февраля Черчилль покинул роскошный Воронцовский дворец в Алупке, где он жил во время конференции, и на автомобиле направился в Севастополь. Там он поднялся на борт трансатлантического лайнера «Франкония», который стоял на рейде и должен был служить штабом британской делегации, если бы размещение в Ялте не устроило англичан. Черчилль вспоминал: «С палубы мы смотрели на порт, который немцы почти полностью разрушили, хотя теперь в нем снова кипела жизнь; в ночное время развалины сверкали огнями».
13 февраля 1945 г. Черчилль воспользовался возможностью осмотреть поле боя под Балаклавой, где сопровождавшие его советские офицеры с большей охотой рассказывали о недавних боях, чем помогали почетному гостю познакомиться с местом знаменитой атаки 25 октября 1854 г. Премьер-министр вспоминал:
«…я побывал там вместе с начальниками штабов и русским адмиралом, командующим Черноморским флотом, который получил указания из Москвы сопровождать меня на берегу… Когда Пик указал на линию, где стояла Легкая бригада, русский адмирал махнул рукой почти в том же направлении и воскликнул, что „оттуда на нас шли немецкие танки“».
Когда Пик описал расположение русских войск в Балаклавском сражении, адмирал «перебил его и с явной гордостью» отметил, что «здесь русская батарея сражалась до последнего человека». Черчилль объяснил, что британская делегация «изучает другую войну» — между «династиями, а не народами». Русские, похоже, не поняли, о чем он хотел сказать, однако британский премьер-министр решил, что адмирал «был очень доволен» и все «прошло очень хорошо»
[1574].
По непонятным причинам Сталин не посетил Севастополь в феврале 1945 г., хотя вполне мог бы сопровождать своих гостей, Черчилля и Рузвельта, или дождаться их отъезда из Крыма. Можно предположить, что советский руководитель не хотел, чтобы его ассоциировали с Севастополем, пока не закончится война и не начнется восстановление города. Прошло еще три года, прежде чем Сталин нанес краткий визит в Севастополь — в сентябре 1948 г., впервые после 1929 г.
