12 мая 1787 г. императорская флотилия наконец с большой помпой отправилась вниз по Днепру. Мэри Дюрант, повторяя легенду о потемкинских деревнях, так описывает путешествие по реке:
«По обе стороны появлялись чудеса [князя]. Его враги были поражены. Берега Днепра являли собой картину Рая. В степях паслись несметные стада коров и овец, за которым присматривали пастухи, играющие на дудочках. Живописные деревни по обоим берегам были украшены гирляндами роз. В полях маршировали отряды солдат в великолепных новых мундирах. На закате у кромки воды танцевали и пели группы веселых и беззаботных молодых крестьян в праздничном платье. С наступлением темноты на берегу начинались иллюминации и фейерверки»
[209].
Но важнее развлечений были государственные дела, запланированные по дороге в Крым. Вблизи Кайдака на Днепре к императрице присоединился Иосиф II, путешествовавший инкогнито под именем графа Фалькенштейна. Екатерина стремилась произвести впечатление на австрийского императора, поскольку без его помощи любая попытка России еще больше расширить свои границы за счет Турции была обречена на провал. Два монарха вели тайные переговоры на эту тему с 1781 г.
Таким образом, главной целью путешествия императрицы было вовлечение Иосифа в «греческий» проект — Екатерина хотела произвести впечатление крепнущей силой России, особенно ее военно-морского флота. Козырной картой в этой игре предназначалось стать Севастополю и его новому флоту. Предыдущие войны показали, что Россия может одержать победу над Турцией в сухопутном или морском сражении, но ее сил недостаточно, чтобы завоевать европейские владения Османской империи и захватить Стамбул/Константинополь и проливы — именно эта цель оставалась главной для России в Первой мировой войне
[210]. В конце XVIII в., как и весь XIX и начало XX, Россия нуждалась в сильных союзниках, чтобы сломить сопротивление турок. Если бы Австрия и Россия объединили силы против общего исторического врага, то карту Европы можно было бы перекроить — в пользу обеих стран. Манящая картина новой Византии оставалась в центре дерзкого замысла Екатерины и Потемкина. Но для его реализации требовалась активная и постоянная поддержка Иосифа II Австрийского.
На следующий день два монарха совершили совместную поездку в недавно основанный город Екатеринослав. Грандиозные планы Потемкина предполагали, что это будет новая столица Новороссии, с величественным дворцом, университетом, судами, музыкальной академией, ботаническим садом и текстильными фабриками
[211]. Екатерина и Иосиф заложили первый камень Преображенского собора, проект которого напоминал собор Св. Петра в Риме; университет в городе был основан только в 1918 г. 28 мая Екатерина и Иосиф посетили с инспекцией заново укрепленный город и порт Херсон, также основанный Потемкиным. Здесь, на днепровской верфи, они присутствовали при спуске на воду трех военных кораблей, в том числе 66-пушечного и 80-пушечного линейных кораблей — последний получил имя «Св. Иосиф»
[212]. Вероятно, этот символический жест дружбы не остался не замеченным австрийским императором и другими гостями.
Прибыв в Крым, Екатерина поселилась в бывшем ханском дворце в Бахчисарае, который по ее распоряжению бережно отреставрировал шотландский архитектор Чарльз Кэмерон. Обновив «внутренние дворики и тайные сады, окруженные высокими стенами и живыми изгородями из мирта», он заново украсил «коврами и искусными гобеленами прохладные просторные комнаты с облицованными яркой плиткой стенами»
[213]. Но больше всего поражали воображение мраморные фонтаны в центре каждой комнаты; самым красивым из них был «фонтан слез», который и в наши дни привлекает тысячи посетителей и который вдохновил Пушкина на создание его знаменитой поэмы «Бахчисарайский фонтан» (1823)
[214]. Именно здесь, в древнем татарском городе, в восточной атмосфере дворца и его ближайшего окружения с высокими минаретами, оживленными базарами и закутанными в чадру женщинами, Екатерина сочинила для своего фаворита стихотворение, отражавшее ее восприятие Крыма:
Лежала я вечор в беседке ханской
В средине басурман и веры мусульманской.
Против беседки той построена мечеть,
Куда всяк день иман народ влечет.
Я думала заснуть, и лишь закрылись очи,
Как, уши он заткнув, взревел изо всей мочи…
О Божьи чудеса! из предков кто моих
Спокойно почивал от орд и ханов их?
А мне мешает спать среди Бахчисарая
Табашный дым и крик; но, впрочем, место рая;
Иль не помнит кто нашествий их на Русь,
Как разоряли все, как наводили трус?
Хвалю тебя, мой друг, занявши здешний край,
Ты бдением своим все вяще укрепляй
[215].
К этому времени многие иностранные гости уже сгорали от нетерпения, желая увидеть новый российский флот. На протяжении всего путешествия их не оставляли сомнения, существует ли он. Потемкин искусно играл на растущем скептицизме гостей, отказываясь сообщить какие-либо подробности о числе кораблей и их силе — по мере продвижения на юг неопределенность росла. После отбытия из Киева Потемкин уже продемонстрировал свою склонность к театральности. Теперь пришла пора нанести решающий удар. 2 июня 1787 г., когда императорская процессия достигла северной части Севастопольской бухты, он преподнес своему монарху и высоким гостям особенный сюрприз
[216]. На скрытой от глаз террасе, под которой раскинулся скалистый берег моря, Потемкин установил шатер для завтрака. Вот как описывает это зрелище де Сегюр:
