После сражения Раглан отправил докладную записку в Лондон. Описав общую ситуацию, он похвалил стойкость 93-го Шотландского полка и выделил атаку Тяжелой бригады. Их действия он описал как «одни из самых успешных, которые мне приходилось видеть; они ни секунды не колебались, и это в высшей степени заслуга бригадного генерала Скатлетта, а также офицеров и рядовых, участвовавших в ней». В докладе главнокомандующему британской армией Раглану затем пришлось объяснять атаку Легкой бригады. Вот как он представил ее обстоятельства:
«Когда противник отошел с позиций, которые временно занял, я приказал кавалерии, при поддержке Четвертой дивизии под командованием генерал-лейтенанта сэра Джорджа Каткарта, выдвинуться вперед и использовать любую возможность для возвращения высот; с учетом того, что эту задачу невозможно было выполнить немедленно, а также предполагаемой попытки противника увезти захваченные орудия, графу Лукану было желательно наступать быстро, преследовать отступающего врага и попытаться помешать ему достичь своей цели. Тем временем русские сумели перегруппироваться на своих позициях, с артиллерией по фронту и на флангах»
[545].
Не упомянув об отсутствии четкости в своих приказах, Раглан попытался возложить вину за произошедшее на Лукана, намекая на «некоторое непонимание приказа к наступлению» и утверждая, что «генерал-лейтенант посчитал, что должен атаковать во что бы то ни стало, и соответственно приказал генерал-майору графу Кардигану выдвинуть вперед Легкую бригаду». Замалчивая результаты атаки, Раглан привлекал внимание к тому факту, что «приказ был выполнен с великим воодушевлением и мужеством». Более того:
«Лорд Кардиган с величайшей энергией атаковал батарею, которая вела огонь по наступающим эскадронам, миновал ее, вступил в бой с русской кавалерией у нее в тылу; но там его люди подверглись атаке артиллерии и кавалерии и были вынуждены отойти после того, как внесли смятение в ряды противника»
[546].
Затем Раглан признал «очень серьезные потери среди офицеров, рядовых и лошадей». Однако они «уравновешены блестящей атакой, мужеством, порядком и дисциплиной, который ее отличали, что составляло разительный контраст с вражеской кавалерией, которая до того вступила в бой с Тяжелой бригадой»
[547]. Раглан не кривит душой, однако умалчивает тот факт, что недоукомплектованная Легкая бригада уже перестала быть эффективной боевой единицей, а все случившееся стало результатом его нерешительности и противоречивых приказов. Тем не менее вопреки распространенному мнению, атака Легкой бригады, а еще в большей степени африканских конных егерей (чьи действия Раглан заслуженно хвалит), вызвали серьезное замешательство в рядах русских и лишили их инициативы во время этой последней фазы сражения. Примечательно, что Липранди отказался от продолжения операции, несмотря на то что у него имелись значительные силы, еще не вступавшие в бой, в том числе большая часть пехоты. Он был достаточно опытен и понимал, что прибывающие подкрепления из британской и французской пехоты вскоре склонят чашу весов в пользу союзников. Липранди не удалось взять Кадыкой, не говоря уже о Балаклаве, однако он добился скромного успеха, захватив редуты. И этот скромный успех стал серьезной угрозой для коммуникаций между британским портом и лагерями на Херсонесском плато.
В любом случае Меншиков поспешил объявить о большой победе. В донесении Николаю I, отправленном вечером того же дня, он подчеркивал:
«…начались наступательные наши действия противу осаждающих — и были увенчаны успехом. Генерал-лейтенанту Липранди поручено было: с вверенною ему дивизией атаковать отдельный неприятельский укрепленный лагерь, прикрывающий дорогу из Севастополя в Балаклаву. Предприятие это исполнено им сего утра блестящим образом. В руках наших находятся теперь четыре редута, в которых взято 11-ть орудий»
[548].
Липранди, в свою очередь, в подробном и информативном донесении Меншикову, составленном после сражения, 14 (26) октября 1854 г., заявлял:
«Успехом этого дня я обязан усердию и распорядительности гг. частных начальников, мужеству и рвению всяких войск. В особенности же командир 1-й бригады вверенной мне дивизии, генерал-майор Семякин, и находившийся под его начальством командир Азовского пехотного полка, полковник Криднер, коим предназначено было атаковать самый сильный первый редут, находящийся на большой и крутой возвышенности, подавали собою пример храбрости и распорядительности. Атака Азовского пехотного полка была исполнена смело, быстро и решительно»
[549].
Но чего же на самом деле добились русские? Несмотря на захват ими внешнего рубежа обороны союзников — линии редутов, Балаклава и Кадыкой остались у британцев. Сражение не помогло разорвать полукольцо осады, охватывавшее южную часть Севастополя. Но что еще важнее, была осознана угроза, которую русские создали левому, открытому флангу: его соответствующим образом укрепили. Две недели спустя ограниченный успех русских заслонило их тяжелое поражение под Инкерманом.
6. Инкерман и дух Севастополя
Бомбардирование 5-го числа останется самым блестящим славным подвигом не только в русской, но во всемирной истории.
ПРЕЛЮДИЯ К ИНКЕРМАНСКИМ СРАЖЕНИЯМ
Балаклавское сражение подняло дух солдат, моряков и оставшихся в городе жителей Севастополя, но не имело особых последствий для русских. С их точки зрения, захватчики, британцы и французы, оставались на священной русской земле, а оборона Севастополя продолжалась. Даже если не учитывать неудачных действий кавалерии, задуманная Липранди операция проводилась преждевременно и недостаточными силами. Как он и предсказывал, русские лишь продемонстрировали союзникам уязвимость их восточного фланга. Более того, Меншиков понимал, что французы и британцы, скорее всего, расширят свою операцию в Крыму. В то же время Николай I требовал от него более решительных действий:
