«Когда дойдут 10 и 11 дивизии, надеюсь, что ты во всяком случае найдешь возможность нанести удар неприятелю, чтобы поддержать честь оружия нашего. Крайне желательно, в глазах иностранных врагов наших и даже самой России, доказать, что мы все еще те же русские 1812 года — Бородинские и Парижские. Да поможет тебе в том Бог всемилосердный»
[551].
Приближалась зима, и обе противоборствующих стороны стремились добиться решительного перелома в кампании. Главными вопросами были: кто начнет действовать первым, как и с каким результатом.
Прибытие остальных дивизий 4-го корпуса 3 и 4 ноября 1854 г. дало Меншикову временное численное превосходство — 107 тысяч человек против 70 тысяч у союзников
[552]. Русские рассматривали различные варианты прорыва осады, а в это время французы упорно наступали на Четвертый бастион, ведя подкоп в 150 метрах от его главных укреплений. Как отметил историк Альберт Ситон, русский император «был убежден, что Меншиков должен любой ценой использовать превосходство в численности, прежде чем враг сумеет восстановить равенство сил». Таким образом, Николай I «считал, что русские обязательно должны перейти в наступление, пока французы не прорвались в Севастополь»
[553]. На самом деле французы планировали начать большое наступление на город 18 ноября 1854 г. Русские правильно понимали, что у них осталось мало времени, чтобы перехватить инициативу до атаки союзников. Более того, после прибытия последних двух дивизий 4-го корпуса у Меншикова уже не оставалось предлога медлить с наступлением, которого требовал нетерпеливый император.
После Балаклавы русские предприняли две наступательные операции против союзников. Первой стала ограниченная вылазка против лагеря британской 2-й дивизии 26 октября, получившая название «Малый Инкерман». Через десять дней, 5 ноября 1854 г., последовала более мощная и амбициозная атака, которая стала главным Инкерманским сражением. Обе операции проходили на одном и том же месте, к северо-востоку от Сапун-горы, между Инкерманскими высотами, которые господствовали над Севастополем на западе, рейдом на севере и маленьким поселком Инкерман на востоке, за долиной Черной речки. Таким образом, при ретроспективной оценке событий возникает искушение рассматривать Малый Инкерман как пробу сил или «генеральную репетицию» последующего сражения
[554]. В обоих определениях есть доля истины, но самое большое значение имеет выбор времени для этой вылазки. Изначально Малый Инкерман не задумывался как важная прелюдия последующей операции. Скорее русские хотели воспользоваться предполагаемой растерянностью британцев после Балаклавского сражения. Если не считать этой меркантильной составляющей, «малое» и «большое» Балаклавские сражения лучше рассматривать как упреждающие удары с целью предотвратить штурм Севастополя союзниками. Возможно даже, русским удалось бы достигнуть большего и прорвать блокаду города, нанеся серьезный удар по противнику. Совершенно очевидно, что Николай I, не говоря уже о Меншикове, желал и предвкушал решительную победу русского оружия. Однако прежде чем переходить к подробностям сражения, необходимо рассказать о целях русских, о планировании и организации, а затем описать поле битвы.
В ответ на указание императора Меншиков первоначально собирался провести еще одну крупную операцию в окрестностях Чоргуна, используя внешние линии обороны. В этом случае русские получили бы возможность осуществить разработанный Липранди план атаки на Сапун-гору, а не затевать второе сражение за Балаклаву. Но Николай I вмешался и приказал действовать против открытого правого фланга британцев на Инкерманских высотах. Неизвестно, зачем император давал такие конкретные инструкции, вместо того чтобы доверить решение командующим, находившимся на месте. Возможно, он считал, что после Балаклавы еще одна операция возле Чоргуна будет либо слишком рискованной, либо слишком очевидной. В любом случае Николай I имел давнюю привычку вмешиваться в управление армией, направляя поток подробных посланий своим генералам. На протяжении всего своего пребывания на троне он «полностью контролировал» русскую военную систему, отвергая новые идеи, оставляя «штабу только рутинные вспомогательные функции армии»
[555]. Таким образом, российский Генеральный штаб не мог работать так же эффективно, как его прусский аналог. Более того, результатом мелочного вмешательства и подавления инициативы стало не только ее отсутствие, но и, что не менее губительно, явный недостаток честности среди многих высших офицеров. Вследствие этого раболепные и слабовольные командиры, такие как Меншиков, изо всех сил старались изобразить события в наиболее благоприятном для себя свете и скрыть плохие новости от императора.
Главнокомандующий русскими войсками в Крыму был храбрым человеком, о чем свидетельствует его пренебрежение опасностью в сражении на Альме, однако у Меншикова не хватало мужества сказать правду вышестоящему начальству, а также лидерских качеств. Критика в его адрес является общим местом рассказов о войне и обороне Севастополя, кому бы они ни принадлежали, солдату Ходасевичу или хирургу Пирогову. Последний отзывался о главнокомандующем с особенным пренебрежением:
«Я видел на Кавказе, что [граф Михаил] Воронцов приходил сам к раненым, раздавал им деньги, награды, а Меншиков приезжал только однажды в госпиталь к генералу Вильбуа и не пришел взглянуть, как лежали на нарах скученные, замаранные, полусгнившие легионы, высланные на смерть. Время покажет, что такое Меншиков как полководец; но если даже он и защитит Севастополь, то я не припишу ему никогда этой заслуги. Он не может или не хочет сочувствовать солдатам, — он плохой Цезарь»
[556].
В русской национальной истории основное сражение под Инкерманом называют битвой «без карты», в которой храбрые, но лишенные должного руководства русские войска заблудились во время ночного перехода и в утреннем тумане. Поэтому неудивительно, что они не смогли одержать верх над союзниками, несмотря на свою отвагу и численное превосходство. Как и в большинстве военных мифов, здесь содержится значительная доля правды, поскольку у русских отмечалась острая нехватка карт, а поле боя было незнакомо большинству командиров и их подчиненных
[557].
