«Мы больше не нуждаемся в услугах сэра Джона Бергойна в войсках… туда уже направлен генерал Гарри Джонс, чтобы принять командование инженерной службой… Я посчитал своим долгом вернуть сэра Джона Бергойна на должность, которую он раньше исполнял с большой пользой для своей страны… генерал-инспектора фортификаций при Артиллерийском управлении»
[612].
Семья и друзья понимали, что его сделали политически удобным козлом отпущения за чужую некомпетентность. По свидетельству Роттсли, редактора писем Бергойна, Панмур 23 февраля написал Бергойну, чтобы «заверить его в отсутствии намерения бросить на него тень отзывом с театра военных действий». На следующий день Панмур посчитал себя обязанным дать объяснение палате лордов. Бергойн был отозван «не по причине какой-либо вины, возлагаемой на него правительством», а для того, чтобы «более молодой офицер» мог «принять на себя обязанности начальника инженерной службы», не в последнюю очередь с целью избавить «человека в преклонных летах… от тягот крымской зимы»
[613]. Как и в любом хорошем предлоге, в этом объяснении была доля правды — Бергойн, необыкновенно бодрый для своего возраста, родился в 1782 г.
Раглан, не сопротивлявшийся отзыву Бергойна, в письме ему от 19 марта выразил «глубокое сожаление» по поводу предстоящего отбытия и, поблагодарив за помощь, высказал «искреннее убеждение», что «руководство операциями по осаде Севастополя дает массу доказательств» его «огромных способностей и опыта»
[614]. Бергойн проявил благородство, признавшись Мэтсону в письме от 15 марта: «Каковы бы ни были мои личные чувства, ради общественной пользы мне лучше поспешить домой»
[615]. Перед отъездом он издал приказ с благодарностью инженерной службе, в котором выразил «глубокую благодарность примерному усердию», с которым солдаты и офицеры «на его глазах исполняли свои нелегкие обязанности под Севастополем»
[616]. Так закончилось непосредственное участие Бергойна в осаде: по возвращении домой он продолжал время от времени давать рекомендации правительству относительно ведения Крымской войны, а также своему преемнику на месте событий. Впоследствии он критиковал описывавших конфликт историков, как британских, так и русских.
НЕУДАЧА РУССКИХ ПОД ЕВПАТОРИЕЙ
Если британцы и французы спорили, как вести осаду Севастополя, то Николай I продолжал требовать от Меншикова решительных и результативных действий в Крыму. Однако главнокомандующий не спешил атаковать основные силы противника; его внимание привлек порт Евпатория, который оставался в руках союзников с момента высадки в середине сентября 1854 г. В начале 1855 г. крошечный гарнизон города был усилен 20-тысячным турецким контингентом под командованием Омар-паши. Русские опасались, что могут прийти новые подкрепления. Поступали сведения, что в Крым направлены две французские дивизии, к которым мог присоединиться экспедиционный корпус Сардинского королевства численностью 15 тысяч человек. При «худшем сценарии» русские боялись, что эта мощная группировка союзников может нанести удар через весь полуостров и захватить Перекоп. Тогда союзники перережут главные коммуникации с Крымом — второй путь лежал через реку Дон и Азовское море. Несмотря на то что эта амбициозная операция не была осуществлена, такое предположение было вполне обоснованным: Наполеон III уже искал способы победоносного завершения Крымской кампании без чрезмерно затратного штурма Севастополя.
Перспективы русской атаки на Евпаторию представлялись сомнительными с самого начала: возможность захватить порт, когда он оставался слабозащищенным, была уже упущена. Основу турецкой обороны составляли мощные полевые укрепления и тридцать одна тяжелая пушка. Поддержку защитникам города могли оказать британские, французские и турецкие военные корабли, стоявшие на якоре вблизи берега. Для наступления на Евпаторию русские собрали группу из двадцати двух пехотных батальонов численностью 19 тысяч человек, 24 кавалерийских эскадронов и 108 пушек под командованием генерал-лейтенанта Степана Александровича Хрулева. Он выражал полную уверенность в успехе и был выбран Меншиковым именно за оптимизм, хотя в частных беседах Хрулев высказывал сомнения в разумности попыток захватить Евпаторию. Атака Хрулева утром 17 февраля была плохо спланирована и исполнена. Корабельные орудия союзников, установленные на оборонительные сооружения города, быстро подавили русскую артиллерию. Глубокий ров, наполненный водой, задержал пехоту, и защитники города без труда отбили атаку. Бой длился меньше трех часов. Потери русских составили «768 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести»; потери союзников были гораздо меньше
[617]. После этой неудачи Хрулев отказался продолжать операцию, благоразумно решив избежать дальнейших потерь.
Неудачной попыткой захвата Евпатории русские не добились абсолютно ничего. В отличие от них у союзников имелись разные варианты действий в Крыму, в том числе захват Перекопа или наступление на северную часть Севастополя. Вере русской армии в своего главнокомандующего был нанесен еще один серьезный удар, и Николай I наконец осознал необходимость сместить Меншикова. Более того, очередное поражение серьезно подорвало здоровье и психологическое состояние императора. За день до попытки захвата Евпатории он уже страдал от простуды. Но когда 23 февраля ему доложили о неудаче, это известие, по свидетельству личного врача императора доктора Мандта, поразило его и нанесло последний удар. Состояние Николая I резко ухудшилось. Уже на смертном одре четыре дня спустя он попросил своего сына и наследника Александра отправить Меншикову письмо об отставке. В нем сообщалось: «Его величество крайне был огорчен неудачною попыткою, произведенною по вашему приказанию ген. Хрулевым на Евпаторию, и значительною потерею, вновь понесенною нашими храбрыми войсками без всякого результата» (подчеркнуто в подлиннике)
[618]. Николай I умер 2 марта (18 февраля по ст. ст.) 1855 г. Вся Россия оплакивала покойного императора и приветствовала его наследника, однако никто не мог сказать, как закончить конфликт, пожиравший ограниченные ресурсы страны. Не знали, продолжит ли Александр II войну с новой энергией или будет добиваться приемлемого мира.
Временным преемником Меншикова стал шестидесятипятилетний Остен-Сакен, занимавший должность главнокомандующего до прибытия с Дунайского фронта генерала от артиллерии князя Михаила Дмитриевича Горчакова (брата П. Д. Горчакова). Ни один из них не вселил особой уверенности в защитников Севастополя, но их так не поносили, как Меншикова. Остен-Сакен не стремился вникать в детали обороны города и официальным приказом от 18 февраля 1855 г. (ст. ст.) назначил адмирала Нахимова начальником гарнизона, узаконив ситуацию, существовавшую на деле. Прибытие М. Д. Горчакова 19 марта практически не повлияло на положение дел в Севастополе. Один из критически настроенных современников отзывался о нем так: «Ветхий, рассеянный, путающийся в словах и в мыслях старец… был менее всего похож на главнокомандующего»
[619]. Он не выказал особой энергии, а что касается профессиональной компетентности, был не более успешен, чем Меншиков, несмотря на свою блестящую военную карьеру. В тот же день на Камчатском люнете ядром был убит контр-адмирал Владимир Иванович Истомин; так погиб «один из замечательнейших организаторов обороны» Севастополя
[620]. Истомина похоронили рядом с Лазаревым и Корниловым под сводами все еще недостроенного Владимирского собора.
