Александр II стремился закончить войну. Для него единственным политически приемлемым вариантом оставалось снятие осады Севастополя посредством наступательной операции; о позорной сдаче города не могло быть и речи. Однако командующий войсками князь М. Д. Горчаков не желал рисковать, вступая в бой с превосходящими силами союзников. В письме русскому военному министру князю Василию Андреевичу Долгорукову от 8 июля Горчаков изложил свои сомнения; в его словах можно усмотреть как реализм, так и пораженчество: «Было бы просто сумасшествием начинать наступление против превосходного в числе неприятеля, главные силы которого занимают, кроме того, недоступные позиции. Первый день я бы двинулся вперед; второй — я бы отбросил неприятельский авангард и написал бы великолепную реляцию; третий день я был бы разбит, с потерею от 10 до 15 тысяч человек, и четвертый день Севастополь и значительная часть армии были бы потеряны»
[697].
Эти малодушные возражения не убедили Александра II. Чтобы придать Горчакову решимости, он направил в Крым генерал-адъютанта барона Павла Александровича Вревского. Будучи доверенным лицом и представителем императора, Вревский вел себя в штаб-квартире Горчакова как «ментор и высший руководитель»
[698] главнокомандующего. По меткому замечанию Ситона, император «безжалостно давил» на несчастного Горчакова. Русская разведка доложила, что французы готовятся к отправке еще 24 тысяч человек в Крым, и сохранялась опасность, что союзники попытаются блокировать Перекоп — именно эти опасения были причиной неудачной операции под Евпаторией в начале года. По приказу царя для Крыма были мобилизованы дополнительные силы, включавшие 2-й корпус (4, 5 и 7-я резервные пехотные дивизии) и даже части народного ополчения, что свидетельствовало о нехватке личного состава в войсках. Эти подкрепления, необходимые для любой наступательной операции русских, уже были на марше, и их прибытие ожидалось в начале августа. 30 июля Александр II писал Горчакову: «Я убежден в необходимости предпринять с нашей стороны наступление, ибо иначе все подкрепления, вновь к вам прибывающие, по примеру прежних, будут частями поглощены Севастополем как бездонною бочкою». Четыре дня спустя император снова напомнил «о необходимости предпринять что-либо решительное, дабы положить конец сей ужасной бойне»
[699].
М. Д. Горчаков оказался в безвыходном положении: он не верил в возможность успешного наступления, но не мог игнорировать указания императора. Более того, он разрывался между двумя вариантами. Его фактический заместитель, командующий севастопольским гарнизоном Остен-Сакен, к которому он обратился за советом, назвал «нелепой»
[700] ограниченную наступательную операцию против Федюхиных высот и горы Гасфорта. Не желая рисковать армией в решительном наступлении против союзников на Херсонесском плато, русский главнокомандующий решил, что если сражение неизбежно, то следует дать бой врагу на левом (западном) берегу Черной речки. Он понимал, что такая операция не будет простым повторением сражения под Балаклавой, которое началось с атак на слабо защищенные редуты у Воронцовской дороги. Теперь Федюхины высоты и гору Гасфорта удерживали значительные силы соответственно французов и сардинцев.
Прекрасно зная о нерешительном характере Горчакова и его колебаниях, но не готовый сменить его, Александр предложил ему собрать военный совет, чтобы определить наилучший образ действий. Военный совет под председательством Горчакова открылся 28 июля (9 августа); он должен был решить, какой тактики придерживаться, оборонительной или наступательной, а если наступательной, то определить цель, масштаб и дату атаки. На следующий день совет собрался вновь, и его члены изложили свои взгляды. Остен-Сакен по-прежнему возражал против любого наступления, настаивая на эвакуации южной части Севастополя, однако большинство генералов, в том числе опытные Хрулев и Липранди, склонялись к необходимости наступления, хотя открыто не отвергали предложения Горчакова.
В результате Горчаков принял наихудшее из возможных решений — из весьма распространенного, но катастрофического желания «предпринять что-либо решительное». Не убежденный в возможности успеха и не вселив уверенность в подчиненных, он приказал начать наступление на Федюхины высоты и гору Гасфорта 4 (16) августа. Его собственные сомнения и критические высказывания Остен-Сакена подкреплялись возражениями Тотлебена. 2 (14) августа к нему, лечившемуся в госпитале, обратились за советом. Он не мог знать мотивы, движущие Горчаковым, и, сомневаясь, что Федюхины высоты можно взять штурмом, категорически возражал против операции. Тем не менее под влиянием Вревского Горчаков принял решение о наступательной операции. Нельзя не согласиться с убийственной оценкой Ситона, который отмечал: «Это большая редкость, когда главнокомандующий приказывает атаковать, так мало уверенный в исходе дела»
[701]. Часть ответственности за создание такой опасной ситуации лежит на Александре II: зная слабость Горчакова как главнокомандующего, он должен был либо дать ему прямой приказ о наступлении, либо заменить его. Тем не менее ошибочной была сама идея наступления.
Местность, на которой происходило сражение, и позиции оборонявшихся союзников можно описать, представив диагональный крест (см. карту 10). С правого нижнего угла (юго-восток) до верхнего левого (северо-запад) тянется узкая Черная речка шириной 5–7 метров и глубиной 1–2 метра. Параллельно ей на южной и западной стороне проходит акведук, по которому вода из окрестности деревни Чоргун подавалась в сухие доки Аптона в Севастополе. С левого нижнего угла (юго-запад) в правый верхний (северо-восток) проходит дорога из Балаклавы, которая пересекает Северную долину (где покрыла себя славой Легкая бригада), а затем через балку в Федюхиных высотах идет к Мекензиевым высотам. В месте пересечения Черной речки и дороги находится каменный мост, получивший название Трактирного.
Французские 1, 2 и 3-я дивизии (под командованием генералов Эрбильона, Каму и Фошо соответственно) обороняли левый фланг и центр позиций союзников на Федюхиных высотах, которые шли параллельно Черной речке, отделенные от нее акведуком. У французов перед Трактирным мостом имелось небольшое укрепление. Всего в распоряжении ветерана Алжирской войны шестидесятиоднолетнего Эмиля Эрбильона, которого во французской армии называли «папашей Эрбильоном» и который командовал всей группой, было 18 111 человек и шестьдесят шесть пушек. Правый фланг обороняли 9 тысяч сардинцев под командованием генерала Альфонсо Ламармора. Они защищали главную позицию на изолированной горе Гасфорта между Черной речкой и Воронцовской дорогой, а их передовые посты располагались к северу от реки на другой отдельно стоявшей возвышенности — Телеграфном холме. Другими словами, это была открытая местность с полями и редкой естественной растительностью. И французский, и сардинский контингенты надежно окопались, тщательно установили батареи и подготовили позиции и сектора обстрела для артиллерийского и ружейного огня. В их тылу располагались значительные силы союзников, игравшие роль общего резерва: тридцать эскадронов британской кавалерии у Кадыкоя, двадцать эскадронов французской кавалерии, два пехотных батальона и 12 пушек в Байдарской долине, а также десятитысячный отряд турецкой пехоты и 36 пушек в Камаре. Всего — без подкреплений из лагерей на Херсонесском плато — союзники могли выставить более 40 тысяч человек и почти 100 полевых пушек, с возможностью привлечения дополнительной конной артиллерии.
