Нападения на мирных граждан обрекают террористов на гибель не только потому, что отвращают от них политических сторонников, — охваченная страхом общественность голосует за закручивание гаек. Абрамс изучал общественное мнение во время террористических кампаний в Израиле, России и США и выяснил, что после крупной атаки на мирное население отношение к группе резко меняется в худшую сторону. Испаряется любое намерение идти с группой на компромисс или признавать обоснованность ее требований. Публика считает терроризм экзистенциальной угрозой и поддерживает меры, способные подавить его навсегда. Суть асимметричной агрессии в том, что одна сторона по определению сильнее другой. Как говорит пословица, в гонке не всегда побеждает быстрейший, а в битве — сильнейший. Но ставить лучше на них.
~
Хотя террористические кампании по природе своей обречены на провал, однако не успевают исчезнуть старые, как на их месте пробиваются новые. Мир не оскудевает поводами для недовольства, и, пока вера в эффективность терроризма жива, его идеи будут инфицировать недовольных.
Историческая динамика терроризма туманна. Статистические агентства начали сбор данных только около 1970 г., причем их базы основывались на разных критериях и различались по охвату материала. Даже в лучшие времена бывает сложно отличить террористическую атаку от несчастного случая, убийства или действий съехавшего с катушек одиночки, а в зонах военных действий граница между терроризмом и атаками повстанцев часто бывает размыта. К тому же статистика крайне политизированна: одни заинтересованные лица стараются раздуть цифры, чтобы посеять страх перед терроризмом, другие — преуменьшить их, чтобы приписать себе заслугу его подавления. И пока весь мир взбудоражен международным терроризмом, правительства считают терроризм внутренний, который убивает в 6–7 раз больше людей, исключительно своей проблемой, которая никого больше не касается. Самый полный общедоступный набор данных, которым мы располагаем, это Глобальная база данных по терроризму (GTD), объединяющая наборы данных, составленные ранее. И хотя нельзя принимать на веру каждый зигзаг графика, потому что некоторые пики и провалы — результат перехлеста или неудачного совмещения баз, основанных на разных критериях, общее представление, действительно ли терроризм разросся в так называемую Эпоху террора, получить можно
[940].
Самые точные данные собраны по терактам на территории США по той простой причине, что их было всего несколько и каждый изучен досконально. На рис. 6–9 все они, начиная с 1970 г., размещены на логарифмической шкале, потому что иначе график был бы похож на гигантскую иглу атаки 9/11, торчащую из слегка смятого коврика. Логарифмическая шкала позволяет разглядеть пики террористических актов в Оклахоме в 1995 г. и школе «Колумбайн» в 1999-м (сомнительный пример терроризма, но за одним исключением, описанным ниже, при построении графиков я никогда не пересматриваю наборы данных). Без учета этих двух пиков тренд с 1970-х гг., пожалуй, направлен скорее вниз, чем вверх.
Динамика терроризма в Западной Европе (рис. 6–10) наглядно показывает, что большинство террористических организаций не добиваются успеха и что все они распадаются. Даже пик 2004 г. — теракты в Мадриде — не может замаскировать спад, особенно по сравнению с годами известности «Красных бригад» и группы Баадер-Майнхоф.
Какова же глобальная судьба терроризма? Хотя статистика администрации Джорджа Буша-мл., обнародованная в 2007 г., похоже, подтверждает сделанное ею предупреждение о росте терроризма в мире, команда HSRP заметила, что в эту статистику включены случаи смерти мирного населения в войнах в Ираке и Афганистане, которые, случись они в другой стране, были бы отнесены на счет гражданской войны. Когда общепринятые критерии выдерживаются строго, эти смерти не учитываются и картина предстает совсем другая. Рис. 6–11 отражает всемирный ежегодный показатель смертоносности терроризма (как обычно, на 100 000 человек) без учета жертв гражданских войн в Ираке и Афганистане. Общемировое число погибших необходимо интерпретировать с осторожностью, потому что значения взяты из объединенной базы данных и могут быть выше или ниже в зависимости от того, сколько источников информации принималось во внимание в каждом из первоначальных наборов. Но вид графика не меняется, даже если учитывать только крупные террористические атаки (с числом смертей как минимум 25), которые привлекают столько внимания, что попадают во все поднаборы данных.
Подобно графикам межгосударственных, гражданских войн и проявлений геноцида, эта диаграмма также преподносит нам сюрприз. Первая декада нового тысячелетия — рассвет Эпохи террора — демонстрирует не подъем или новое плато, но спад по сравнению с пиком 1980-х — начала 1990-х. Мировой терроризм вырос в конце 1970-х и снизился в 1990-х по тем же причинам, по каким и гражданские войны, и геноцид росли и снижались в тот же период. Националистические движения зародились после деколонизации, обрели поддержку со стороны великих держав, которые вели холодную войну чужими руками, и угасли с падением Советской империи. Скачок конца 1970-х — начала 1980-х гг. в основном был делом рук террористов Латинской Америки (Сальвадора, Никарагуа, Перу и Колумбии), которые несут ответственность за 61 % смертей от терроризма между 1977 и 1984 гг. (большая часть их целей — военные и полицейские. GTD включает подобные инциденты в свою базу данных в тех случаях, если они должны были привлечь внимание публики, а не причинить прямой вред)
[941]. Латинская Америка внесла свой вклад и во второй подъем терроризма в 1985–1992 гг. (около трети смертей), вместе с «Тамильскими тиграми» в Шри-Ланке (15 %) и группировками в Индии, на Филиппинах и в Мозамбике. Хотя часть террористической активности в Индии и на Филиппинах лежит на совести мусульманских группировок, число погибших в мусульманских странах было минимальным: около 2 % в Ливане, 1 % в Пакистане. Спад терроризма, начавшийся в 1997 г., был нарушен терактом 9/11 и недавним подъемом насилия в Пакистане — в основном в качестве побочного эффекта Афганской войны: граница между этими двумя странами символическая.
Итак, цифры показывают, что мы не живем в Эпоху террора. Если уж на то пошло, не считая войн в Ираке и Афганистане, мы наблюдаем ослабление терроризма, начавшееся в те десятилетия, когда он не занимал так много места в общественном сознании. К тому же до недавних пор терроризм не был исключительно мусульманским феноменом.
