— Жду вас здесь же в шесть утра, — сказал он, пока кухарка обвязывала салфеткой его шею.
Август вышел. Афанасия пошла следом, всколыхнув оборки, от которых по комнате поплыл тонкий аромат.
Бенджамин Франклин прикрыл глаза и с силой втянул носом воздух, взволнованный воспоминаниями и счастливый тем, что уже не надеялся вновь испытать.
На следующее утро он опять отослал всех просителей. С нетерпением он ждал Афанасию и Августа. Каждые пять минут спрашивал у Ричарда, который час. Наконец ближе к шести столь ожидаемые посетители прибыли.
— Ну что ж, мадам, — сказал Бенджамин Франклин, — я слушаю, и никто вас не прервет.
Он лег затылком на круглый подголовник своего большого кожаного кресла и вздохнул с удовольствием.
Афанасия
I
Я урожденная Афанасия Нилова. Моя мать была дочерью шведа, сосланного в Сибирь. К своему несчастью, в двадцать лет она вышла замуж за моего отца. Конечно же, она надеялась, что этот коренной русский офицер императорской армии позволит ей наконец занять достойное положение в стране, где она по стечению обстоятельств родилась. Увы, отец никогда не умел поддерживать свое положение в обществе. Его природная, ничем не умеряемая склонность к выпивке имела пагубные последствия для карьеры. Получая все менее престижные назначения, он искал утешения во все более обильных возлияниях, чем окончательно погубил свои шансы на продвижение.
Таким образом он оказался на Камчатке, получив назначение на пост коменданта острога. Отец считал это повышением. На самом деле от него просто избавились.
В какой-то момент мать понадеялась, что он уедет один. Но чтобы придать необходимый блеск своей должности и чувствовать себя истинным сатрапом, он потребовал, чтобы мы его сопровождали.
Две мои старшие сестры уже были замужем. Против своей воли они вышли за военных, чьей единственной доблестью было умение всячески поощрять отца в его попойках. Они жили вдали от нас и были очень несчастливы. Будучи намного младше их, я последовала за матерью на Камчатку вместе с моим младшим братом. Ему едва исполнилось десять, а мне уже было семнадцать, и я смотрела на него как на ребенка. Почти все время переезда я провела в чтении и мечтаниях.
Необычайно долгое путешествие прошло хорошо, насколько это было возможно. Под усиленной охраной казаков наш огромный обоз вез множество вещей, которые должны были обеспечить нам комфорт на месте. Отец также рассчитывал, что мы будем устраивать пышные приемы, и велел матери взять с собой роскошные наряды для торжественных случаев. Их наличие казалось все более неуместным по мере того, как мы углублялись в необъятные дикие пространства.
Прибыв в Большерецк, мы устроились в служебном доме, расположенном внутри крепости. Не только в Москве, но и в любом маленьком городке это здание выглядело бы невзрачным. На Камчатке оно считалось дворцом. Мне была отведена просторная комната, даже слишком просторная, потому что ее невозможно было протопить. Наши предшественники обставили гостиные в вызывающе помпезном вкусе. Картины, обтянутые шелком кресла, шкафы из березового капа были привезены из Санкт-Петербурга и мужественно боролись с влажностью и огромным перепадом летних и зимних температур. Отец сидел во главе стола во время торжественных ужинов в этих темных и мрачных залах всякий раз, когда в нашей глухомани объявлялись приезжие, достойные, как он считал, такой чести.
То немногое, что я успела увидеть на Камчатке, не вызывало во мне никакого желания познакомиться с нею поближе. Это край вулканов и горячих источников, постоянно окутанный туманами. Сельским хозяйством там по-настоящему заниматься невозможно. Край целиком отдан на откуп дикой фауне. Торговля мехами составляет главное занятие местных жителей, но из-за неумеренной охоты наиболее ценные виды зверья постепенно исчезают. Охотников и торговцев мы видели редко — отец считал общение с ними ниже своего достоинства. Они жили одной общиной со ссыльными. За осужденными надзирал казачий гарнизон под начальством нескольких офицеров, и царским указом арестантам предписывались очень суровые условия содержания. Они не имели права ни на какое личное имущество, им запрещался доступ в дома свободных людей. Они обязаны были определенное время работать на государство, и их использовали на самых грязных работах. И наконец, в самом низу этого маленького общества находились коренные камчадалы, к которым отец относился с возмутительной жестокостью.
В общем и целом это был застывший мир, девять месяцев в году испытывавший тиранию холода, связанный с остальным светом только редкими кораблями, которые ходили между Камчаткой и Сибирью, делая остановку в нашем порту.
В этой ссылке большую часть времени я проводила одна или с матерью. Она отдавала мне нежное предпочтение и желала, чтобы я избежала незавидной участи двух моих сестер. Возможно, мое присутствие служило ей утешением в тех жестокостях, которые она вынуждена была терпеть от мужа. Их отголоски иногда доносились до меня сквозь закрытые двери.
Я восхищалась матерью. Она была тем человеком, на которого я больше всего хотела походить. Но она же была и той, кем я ни в коем случае не хотела бы стать. Возможно, этот парадокс вас шокирует, господин Франклин. Вы мужчина и, конечно же, полагаете, что следует строго разграничивать отдельные грани реальности. А мне нравится думать, и вы это еще заметите, что не нужно однозначно разделять противоположности. И если в жизни я твердо придерживаюсь принятого решения, вплоть до того, что кажусь упрямой, то в моем представлении о вещах и людях всегда сосуществуют весьма несхожие точки зрения, которые логика велела бы исключить.
В любом случае факт тот, что большую часть времени в Большерецке я проводила в обществе моей дорогой матери. Добавьте к этому горничную и местного цирюльника — вот и весь круг моего общения. Целыми днями я играла с двумя собачками, черной и белой. Один из богатых камчадалов, желая снискать благоволение отца или же смягчить гонения, подарил их ему. У меня еще была музыкальная шкатулка под названием органчик. Она пела, как птичка, благодаря оловянным трубам и маленькому свистку. Я часами крутила ручку, которая приводила ее в движение.
Отец огорчался тому, что я редко бываю в обществе, которое он считал «светским». Он настаивал, чтобы мы с матерью принимали участие в официальных церемониях. Сначала я неохотно подчинялась. Потом стала решительно уклоняться, так как он использовал эти визиты, чтобы подстраивать встречи с разными субъектами, среди которых надеялся подыскать мне мужа. Однажды утром мать после целой ночи ссор с ним сказала мне, сдерживая слезы, что отец остановил свой выбор на одном человеке. Я видела, что она потрясена едва ли не меньше, чем я. Она поклялась, что сделает все возможное, чтобы расстроить эти планы.
Чуть позже прибыл обоз со ссыльными, среди которых был и Август.
Все предыдущие дни мы слышали, как свистит ветер и завывает буря. Моя горничная, которая всегда приносила мне редкие новости городка, сообщила, что ночью до порта добралось одно сильно поврежденное судно. На борту взбунтовалась часть экипажа, капитан был вынужден заковать старшего помощника в кандалы и попросить помощи у группы осужденных, которую перевозил. Именно самоотверженности одного из них корабль обязан своим спасением.
