VII
Заговор ссыльных — к моменту, когда Август к нему присоединился, — уже претерпел множество превратностей. Заговорщики разрабатывали один план за другим, но все они казались обреченными на неудачу.
Первой мыслью было использовать для бегства один из торговых кораблей, экипаж которого поднял бунт. Это выглядело слишком рискованным. Затем Август предложил получить у коменданта острога разрешение на использование какого-нибудь судна для перевозки добровольцев в колонию, которую он якобы собирался основать на мысе Лопатка. А там уже заговорщики заставили бы корабль продолжить путь. Но комендант отнесся к просьбе весьма холодно, тем более что у него было очень мало судов для собственных нужд.
И наконец, последней идеей, которую и принялись осуществлять, было заручиться поддержкой экипажа и командования корабля, который время от времени курсировал между Камчаткой и Охотском, поселением на материке. Назывался корабль «Святые Петр и Павел». Его капитан согласился помочь ссыльным. Помимо вознаграждения, которого он ожидал за свое предательство, ему еще была дана гарантия, что на борт будет взята одна женщина из Большерецка, его любовница.
Но многое оставалось неясным. Посадка ссыльных на корабль неизбежно привлечет внимание. Если комендант пошлет войска с приказом вмешаться, заговорщики попадут в ловушку и не смогут оказать должного сопротивления.
Помимо этих трудностей возрастал риск, что заговор будет раскрыт. Много раз возникали серьезные угрозы, на которые предводители заговорщиков реагировали самым жестким образом, вплоть до убийства подозреваемых. Просто чудо, что слухи не дошли до властей. На самом деле комендант больше боялся коренного населения, чем ссыльных. Он подозревал, что местные жители постоянно замышляют смуту. Он подавлял эти воображаемые восстания с чудовищной жестокостью. Ему случалось отдавать приказ уничтожить целые деревни. Полиция применяла пытки, чтобы вырвать признание у невиновных, что влекло за собой новые мучения.
Со стороны ссыльных комендант вроде бы не ждал опасности — возможно, потому, что кичился благородным обращением с ними и рассчитывал на ответное уважение. Такое доверие всячески поддерживалось Августом, который умудрился если не внушить к себе любовь, то играть навязанную роль примерного сына.
Но если сам комендант ничего не ведал, то у его начальника канцелярии давно зародились подозрения. Августу намного труднее было разыгрывать перед ним невинного простачка, потому что тот видел его за шахматами и знал, на какую изощренную хитрость и скрытность Август способен. К тому же начальник канцелярии поддерживал постоянную связь с разными людьми и среди прочих со своим двоюродным братом Измайловым, который стремился погубить Августа — то ли из ревности, то ли из-за соблазна получить награду, а может, из простого желания выслужиться, присущего любому придворному. Эти люди часто посещали приезжих и осевших здесь ссыльных, могли слышать кое-какие разговоры и предвидеть события, о чем сообщали начальнику канцелярии.
Последний раз тревогу подняли почти сразу после того, как я примкнула к заговорщикам. Я могла своими глазами наблюдать за происходящим непосредственно у нас дома.
Вызванный отцом, которому доложили о подозрениях, Август с большой ловкостью опроверг все обвинения, назвав их пустым вымыслом. До последнего мгновения я боялась, что он спасует. Но он сумел убедить коменданта, что эти россказни — следствие зависти. Раскрыл маленький секрет, сказав, что у его обвинителя есть любовница, которая не обходит своей благосклонностью одного из его товарищей-ссыльных. Эта тонкая смесь правды — комендант вызвал женщину, и та призналась — и лжи позволила отрицать очевидное. Но сколько еще времени это продлится? Слишком часто все висело на волоске, слишком много возникало подозрений и слухов, чтобы рано или поздно отец, в свою очередь, не заподозрил истину.
Последний случай ясно дал Августу понять, что столкновение неизбежно, а его исход весьма сомнителен. Следовало подготовиться к силовой схватке. Август потребовал себе всей полноты власти, так что стал кем-то вроде главнокомандующего. Он принял военные меры, продиктованные его первой профессией. Разделил заговорщиков на группы, поставив во главе каждой своего командира. Так, Олег Винблад возглавил правое крыло, а Хрущев — левое. Заговорщики уже давно запаслись оружием, которое должны были забрать с собой, чтобы преодолевать опасности путешествия. Август раздал его всем участникам. Он велел разрушить мостик через ручей, отделявший лагерь казаков от деревни ссыльных. Вместо него положили узкую доску, по которой можно было пройти только поодиночке. Он организовал патрули и обязал всех спать с оружием наготове.
В конце последнего своего визита, когда он должен был ответить на обвинения начальника канцелярии, Август улучил момент, чтобы зайти ко мне в комнату и поцеловать меня. Мы свели к минимуму любовные излияния, целиком отдавшись новой роли — роли сообщников. Поскольку я жила в остроге, то находилась в средоточии власти и должна была подмечать малейшие изменения в поведении коменданта. Мне следовало подстеречь момент, когда он окончательно убедится в виновности Августа. В случае если отец решит арестовать его и станет предпринимать соответствующие меры, я должна буду послать к Августу свою горничную с красной лентой.
Долго ждать не пришлось. Уже назавтра после долгого совещания с начальником канцелярии отец отдал приказ судейским схватить Августа. Я послала ленту и затаилась.
Ожидание показалось мне невыносимо долгим. У меня все валилось из рук. Я слышала, как отец в гостиной мечет гром и молнии. Чуть позже я столкнулась с ним в коридоре: он надел парадный мундир и держал в руке саблю.
— Вы собрались на парад, отец мой?
Он выругался. Было ясно, что отныне он распространил на меня ту же ненависть, которую теперь питал к Августу. И если в отношении меня он, несмотря ни на что, еще проявлял сдержанность в физическом проявлении этой ненависти, то следовало опасаться, что на Августа она обрушится самым яростным и жестоким образом. Возвращаясь в свою комнату, я дрожала.
Секретарь отца зашел ко мне с приказом написать Августу письмо с просьбой прийти ко мне в острог. Из этого я сделала вывод, что официальные способы оказались несостоятельными и теперь власти пытались прибегнуть к хитрости. Я попросила секретаря оставить меня одну на несколько минут, чтобы я могла сосредоточиться и сочинить послание. Я использовала это время, чтобы выдернуть несколько ниток из красной ленты и незаметно вложить их в конверт. Потом я позвала секретаря, дала ему прочитать текст, потом сложила листок, убрала в конверт и запечатала. Я надеялась, что Август догадается потрясти конверт. Было бы особенно ужасно послужить инструментом его пленения.
И снова началось ожидание. Ко мне пришла мать, и мы были вместе, когда со стороны деревни ссыльных послышалась перестрелка. Никакого сомнения, что казаки пошли на приступ. Скоро раздалась и орудийная пальба.
Представьте себе мое состояние. В той фазе любви, когда совершенно естественно трепетать за любимое существо, даже если ему ничего не грозит, я должна была претерпеть, никак не выказывая свою тревогу, самую мучительную неуверенность в его безопасности и даже жизни.
