Лия и Ада шли впереди меня, потому что им хотелось делиться своими соображениями по поводу увиденного друг с другом, и, взглянув на них, я вдруг поразилась тому, как они похожи. На базаре в Сенегале они купили себе одинаковые ярко-пестрые рубашки; Ада надела свою на джинсы, а Лия — на длинную запахивающуюся юбку (лично я не вижу никакой надобности подделываться под местных, нет уж, спасибо, предпочитаю хлопчатобумажный трикотаж); и Ада действительно больше не хромает, правду мама писала. Плюс к этому она разговаривает, и это свидетельствует о том, что в детстве все было не совсем так, как она показывала. Теперь Ада одного роста с Лией — совершенно необъяснимо. Много лет они не виделись, и вот оказалось, что у них даже прически одинаковые! Волосы до плеч, собранные на затылке, что даже и не модно.
Вдруг до меня дошло, что они говорят о папе.
— Нет, я уверена, что это правда, — произнесла Лия. — Наверняка это был он. Думаю, он действительно мертв.
Ну и ну! Для меня это было новостью. Я быстро догнала их, хотя чувствовала себя пятым колесом в их телеге.
— Ты имеешь в виду отца? — спросила я. — Почему, черт возьми, ты мне ничего не сказала?
— Ждала подходящего момента, когда мы сможем спокойно поговорить, — ответила Лия.
Интересно, а что, по ее мнению, мы делали последние пять дней?
— И ты решила, что подходящий момент сейчас? — ехидно осведомилась я.
Она помолчала немного, потом по-деловому сообщила:
— Последние пять лет отец появлялся то в одной, то в другой деревне в окрестностях Лусамбо. Прошлым летом я случайно встретилась с земельным агентом, который там работал, и он сказал, что отец умер.
— Господи, я даже не знала, что он переехал, — произнесла я. — Думала, он все это время околачивался вокруг нашей старой деревни.
— Нет, как я слышала, несколько лет отец продвигался вверх по реке Касаи, нигде ни с кем особо не подружившись. В Килангу, насколько мне известно, он не возвращался. У нас с Килангой до сих пор хорошие связи. Кое-кто из наших знакомых по-прежнему там живет. Но многие умерли.
— Кого ты имеешь в виду? Какие наши знакомые?
Честно говоря, я никого не могла припомнить. Мы уехали, Аксельрут уехал. Андердауны вернулись в Бельгию, да они там и не жили.
— Почему бы нам не поговорить об этом позднее? — предложила Лия. — В этом месте и без того много покойников.
Ну, с этим спорить не приходилось. Окончание нашей оплаченной экскурсии мы провели молча, двигаясь через древние осыпающиеся залы и стараясь не смотреть на фрагменты пожелтевших костей, встроенных в стены.
— Жемчуг вместо глаз блестит
[130], — в какой-то момент произнесла Ада, это было точно в ее духе.
— Глубо́ко там отец лежит
[131], — подхватила Лия.
Что это была за чертовщина? Разумеется, никакого жемчуга я нигде не видела. Между этими двумя всегда существовала какая-то странная, особая связь. Даже когда видеть друг друга не могут, одна прекрасно знает, о чем говорит другая, притом что больше никто вокруг ничего понять не может. Но я не позволяю, чтобы это выбивало меня из колеи. Я достаточно взрослый человек, чтобы ни от кого не зависеть и предаваться собственным приключениям. Я представила, как иду по старинному Абомейскому дворцу в своем бюстгальтере фирмы «Мейденформ»!
В незапамятные времена я немного завидовала Аде и Лие в том, что они близнецы. Но независимо от того, как одинаково, повзрослев, они стали выглядеть и говорить, вижу, что внутренне они отличаются друг от друга, как день и ночь. И я тоже отличаюсь, совсем по-иному, как Четвертое июля от обычного дня. Вот так мы и шли: ночь, день и Четвертое июля, и, пусть ненадолго, между нами был заключен мирный договор.
Однако все рушится. Между нами это происходит всегда, рано или поздно. Мы вышли в городок, чтобы выпить чего-нибудь прохладительного, отыскали приличное место, где можно было сесть на улице, за металлическим столиком, наблюдая, как мимо носятся собаки и велосипедисты, у всех без исключения на головах была поклажа. Кроме собак, разумеется. Мы выпили пива, это было приятно. Лия продолжила свой важный доклад о захолустной деревне нашего детства, о которой, по моему мнению, лучше было бы забыть. Я ждала той части, где должно было говориться, от чего умер папа, но торопить ее было бы невежливо. Я сняла солцнезащитные очки и стала обмахиваться картой Восточной Африки.
Лия считала по пальцам: мама Мванза по-прежнему в хорошей форме. Мама и папа Нгуза тоже. Папа Боанда потерял старшую жену, но у него есть Иба. Вождь теперь — сын папы Нду. Не старший Гбенье — его из деревни выгнали.
— Тот, кто украл твоего бушбока? — уточнила Ада.
— Да. Насколько я поняла, он постоянно всех задирал. Вождь из него получился бы никудышный. В общем, вождем стал второй сын, Кенге. Его я плохо помню. Папа Нду умер от воспалившейся раны.
— Какая жалость, — усмехнулась я. — Мой несостоявшийся муж.
— Могло быть и хуже, Рахиль, — произнесла Ада.
— Хуже и было, — заявила Лия.
Этого я не поняла, о чем и сказала. Лия меня проигнорировала.
— Нельсон женат, представляете? У него две дочери и трое сыновей. Мама Ло умерла; в деревне утверждают, будто ей было сто два года, но я сомневаюсь. Папы Кувудунду тоже нет, умер, уже давно. Уважение к нему сильно пошатнулось из-за того, что… он с нами сделал.
— Ты про змею? — спросила я.
Она глубоко вздохнула, посмотрела на небо и сказала:
— Я имею в виду всё.
Мы ждали, однако Лия барабанила пальцами по столу и вела себя так, словно рассказ завершен. Но потом добавила:
— Паскаль, разумеется, мертв. Уже давно. Его убили синие шлемы на дороге возле Булунгу.
Она отвернулась, но я заметила слезы у нее в глазах! Я пыталась вспомнить, кто все эти люди.
— Паскаль твой сын?
Ада сообщила мне, что я дебилка.
— Паскаль — друг нашего детства, в память о котором мы назвали своего сына. Он погиб восемнадцать лет назад, перед рождением моего Паскаля, когда мы жили в Бикоки. Я тебе, Рахиль, этого не рассказывала, поскольку у меня возникало ощущение, что тебе это безразлично. Его убили, когда ты жила в Йоханнесбурге.
— Паскаль наш друг? — спросила я. — Тот мальчик с дырками на штанах, с кем вы бегали вместе?
Лия кивнула, продолжая смотреть на гигантские жакаранды, затенявшие улицу. Они роняли свои огромные лиловые цветы, как женщины роняют носовой платок, желая привлечь к себе внимание. Я закурила очередную сигарету. Надеялась, что двух пачек «Лаки страйкс» мне хватит на все путешествие, но, черт возьми, при таком нервном напряжении сигареты уже заканчивались, и я думала об этом с ужасом. Здесь, на улице, было полно чумазых мальчишек, они поштучно продавали сигареты якобы фирмы «Блэк хэт» и «Мистер Боунс», но те были без фильтра, имели вкус горящей смолы и начинали убивать тебя с первой затяжки. Африканский табак — малоприятная вещь.
